Ангел тьмы
Шрифт:
Так ли невозможно?
– Оставаясь здесь, мы все больше вживаемся в роли подсадных уток, – заметил Мэтт. – Либо для Лю, либо для убийцы, кем бы он ни был. Ты этого хочешь?
– Если я убегу, в глазах всех буду выглядеть виновной.
– Ты и сейчас выглядишь виновной, ангел. Боюсь, это часть проблемы. Таблоиды уже тебя ненавидят.
– Спасибо огромное! – Лайза пыталась свести все к шутке, но смех застрял в горле.
Подошедший Мэтт поцеловал ее.
– Я просто стараюсь быть реалистом.
– Знаю.
Лайза отодвинула
– Так что будем делать? Теоретически, конечно. Я о твоем великом плане побега. Куда отправимся?
Мэтт схватил со стола ноутбук, поднес его к кровати и открыл карту мира.
– Выбирай.
Он хотел отправиться в какое-то особенное место, о котором у Лайзы сохранились счастливые воспоминания. Но, проснувшись утром, понял, что почти ничего о ней не знает. Как она жила до встречи с Майлзом? Она американка, выросла в Нью-Йорке, ее родители умерли, и родных, если не считать сестры, с которой потеряна связь, тоже нет. Очевидно, она много путешествовала, поскольку в разговорах часто упоминала о различных городах Европы и Северной Африки. Одно время работала в Азии, где и встретила Майлза. И это все. Если у нее где-то и были корни, Мэтт ничего об этом не знал.
– Где, по-твоему, ты будешь счастлива?
Где я буду счастлива? Я была в стольких чудесных местах! Рим, Париж, Лондон. Загорала на пляжах Малибу, плавала в Средиземном море на Итальянской Ривьере. Но была ли я когда-нибудь счастлива?
– Все, что угодно. Все, что для тебя что-то значит. За пределами Штатов, конечно. Вряд ли так уж мудро возвращаться туда.
Лайза смотрела на карту, но вряд ли что-то видела. И тут ее вдруг осенило. Ответ был очевидным, как солнечный свет за окном. Она любовно погладила пальцем экран.
– Марокко. Я бы хотела жить в Марокко.
Глава 19
– Мне это не нравится, Магуайр. Совсем не нравится. – Анри Фремо действительно выглядел недовольным. Впрочем, довольным он не выглядел никогда.
– Понимаю, сэр.
– Мы здесь, чтобы помогать и облегчать задачу. Помогать и облегчать. Какое из этих двух слов вам непонятно?
– Я все понимаю, сэр.
– В самом деле? В таком случае почему я должен получать чрезвычайно неприятные звонки от шефа полиции Гонконга с уведомлением, что команда, работающая по «Азраилу», мешает отправлению правосудия, упряма, несговорчива и связаться с ней почти невозможно? И что… – Он справился со своими заметками. – Что инспектор Лю даже не может добиться ответа на свои звонки.
– При всем моем уважении, сэр, Лю просил помочь ему связаться с индонезийскими властями. Я как раз пытался это сделать, когда он решил действовать самостоятельно, арестовав по крайней мере одного невиновного американского гражданина, а возможно, и двух. Законность его действий по меньшей мере сомнительна.
– Я здесь не для того, чтобы разбираться в том, как гонконгская полиция ведет свои расследования! – взорвался Фремо. – Моя работа – следить, чтобы Интерпол выполнял своюзадачу.
«Да, – подумал Дэнни, – правила, созданные для удовлетворения чванливых чинуш вроде тебя».
Все же раздражение Анри можно было понять. Пока что команда «Азраила» почти не продвинулась вперед, если не считать блестящего статистического анализа Ричарда Стури. Но без перспективы скорого ареста, маячившей на горизонте, все было зря. Расследование отнимало невероятное количество времени и сил, куда больше, чем восемь человеко-часов, отпущенных Фремо. Больше всего времени тратил Дэнни, хотя только что послал Демартена в Экс-ан-Прованс порыться в анализах ДНК с места убийства Дидье Анжу.
Слава Богу, Фремо пока не знает об этом. И об участии Мэтта Дейли. Тогда он точно сошел бы с катушек.
– Даю вам месяц, Магуайр, – проворчал Фремо. – При условии, что больше мне не будут звонить из стран – членов Интерпола с жалобами на ваше отношение к работе.
– Не будут, сэр. Гарантирую.
– Если за это время я не увижу ощутимого прогресса – а под ощутимым я подразумеваю что-то, стоящее тех денег, которые мы тратим, гоняясь за собственными хвостами, – «Азраилу» конец.
Поникший Дэнни вернулся к себе. Селин почти с ним не разговаривала. Подчиненные, всегда чрезвычайно лояльные к Дэнни, злились из-за того, что он почти все время посвящает «Азраилу», расследование которого большинство из них считали бесплодной погоней за ветром в поле. Когда все только начиналось, он думал о Дейли как о партнере, соотечественнике, который стремится найти убийцу отца. Но даже Дейли сбежал, влюбившись в прекрасную миссис Баринг. Давно уже Дэнни не чувствовал такого ужасающего одиночества. С того ужасного момента, когда пропала Анджела Джейкс.
С самого начала он сосредоточился на поисках Лайла Реналто, не в состоянии отделаться от мысли о том, что адвокат Анджелы Джейкс был ключом ко всей загадке. Это Клод Демартен выдвинул теорию «любовника-убийцы», хотя семена недоверия к Лайлу были посеяны еще у больничной койки Анджелы. Но после нескольких недель интенсивного поиска в базах данных каждой страны, где произошли убийства, а также крупных городов Америки он по-прежнему ничего не имел в руках. Впервые Лайл Реналто официально упоминался в налоговой декларации, поданной за год до убийства Джейкса. До этого не нашлось ни единого документа. А через год после убийства он снова исчез, словно никогда не существовал.
Дэнни вспомнил слова, которые твердила Анджела в ночь убийства: «У меня нет жизни». У Реналто тоже не было жизни. Официально ни Анджела, ни он не имели ни прошлого, ни будущего.
Пытаясь обнаружить что-то общее во всех трех убийствах, Дэнни попробовал проверить прошлое еще двух вдов – Трейси Хенли и Ирины Анжу. Существовали свидетельства о браке, но никаких свидетельств о рождении не было. Никто из родственников не искал пропавших женщин. Их даже не объявляли пропавшими официально. Они тоже «не имели жизни» – ни до, ни после ужасных преступлений.