Ангел тьмы
Шрифт:
Мэтт был бы рад заткнуть уши и ничего не слышать.
– Будь у Лю достаточно улик, чтобы арестовать Лайзу, он бы так и сделал. Но она не арестована. Он хватается за соломинку, потому что у него ничего нет. Совсем как у тебя в расследовании убийства моего отца.
Удар был ниже пояса, но Дэнни пришлось его проглотить. Сейчас для Мэтта главным было убраться с Бали, пока они оба не погорели на этом деле. Если кто-то свяжет Мэтта Дейли с Дэнни Магуайром, операции «Азраил» придет конец. Вместе с карьерой Дэнни.
– Помнишь, что ты сказал мне в тот день, когда мы встретились в моем лионском офисе?
– «Вместо
– Нет, после. Ты сказал: «Все дело в женах. Они ключ ко всему делу». Помнишь?
– Но не Лайза.
– Почему не Лайза? – возразил Дэнни. – Потому что ты влюблен в нее?
– Да! Нет, конечно, нет!
– Как долго ты знаешь эту женщину, Мэтт? Месяц? Два? Тебе не приходило в голову, что она, возможно, тебя использует?
– Хм-м… дай подумать… она сногсшибательная мультимиллионерша, а я – потерявший форму, находящийся в процессе развода банкрот и неудачливый комедиограф. Да, я понимаю, о чем ты. Она определенно меня использует.
Дэнни улыбнулся. Дейли просто несносен, но его манера косить под простачка забавляла.
– Я хотел сказать, что она пытается выудить у тебя информацию. Ты знаешь об этих убийствах столько же, сколько полиция, если не больше. Если за всем этим стоит бойфренд Лайзы…
– Не стоит.
– Откуда ты знаешь?
– Потому что у нее нет бойфренда. Или ты не услышал ни слова из сказанного мной?
И тут Дэнни снова сорвался.
– Давай начистоту! Если ты немедленно не уберешься с этой виллы – при условии, что за это время не станешь жертвой любовника своей подружки, – люди Лю арестуют тебя и бросят в вонючую китайскую тюрьму, а я НЕ поспешу – повторяю, НЕ поспешу тебя спасать.
– Прекрасно, – угрюмо пробурчал Мэтт, прежде чем повесить трубку.
– Эй, все в порядке? Я слышала твой крик. – Лайза вышла к бассейну. На ней было длинное темно-синее, стянутое на талии кимоно. Длинные распущенные волосы были тщательно расчесаны: очевидно, она собиралась ложиться спать. При виде ее лицо Мэтта разгладилось.
Она ангел. Мой ангел. Я не должен волновать ее этими глупостями.
– Все хорошо, – заверил он с вымученной улыбкой. – Не о чем беспокоиться. Всего лишь недоразумение между друзьями.
– Кто-то из дома?
Дома. Разве не это мой дом?
– Что-то в этом роде.
Лайза щелкнула переключателем, и большой уличный очаг ожил. Пламя бросало теплые оранжевые отблески на ее кожу.
– Можно я посижу с тобой?
Улыбка Мэтта стала еще шире.
– Конечно. – Он приглашающе похлопал по сиденью рядом с собой. Желание протянуть руку и прикоснуться к Лайзе становилось невыносимым.
– Ты работала?
– Пыталась, – застенчиво улыбнулась она. – Быть чьим-то душеприказчиком гораздо труднее, чем кажется. У меня от цифр в глазах рябит. Не могу сосредоточиться.
Несколько минут оба молчали.
– В Позитано тоже есть такой очаг, – пробормотала наконец Лайза. – Майлзу так понравилось, что он велел сделать здесь что-то подобное.
Мэтт не ответил. Он не хотел говорить о Майлзе, слышать об их совместном отдыхе. Только не сейчас.
– Я все думаю о том, что со мной случилось, – неожиданно выпалила Лайза. – Об изнасиловании.
Мэтт затаил
– Хочешь поговорить? Если тебе тяжело, лучше не надо.
Лайза подтянула колени к груди, прижалась к нему и обняла за талию. Раньше она никогда не делала ничего подобного, да еще по собственной инициативе.
Мэтт закрыл глаза, затерявшись в ее тепле, ее запахе – жасмина и пачули, нежнейшей ласке ее волос. Испытывал ли он хоть раз то же самое с Ракель? Отчаянное томление, отравленное желанием? Если и да, то это было так давно! И если уж на то пошло, он почти не помнил жену в этот момент.
– Я хочу говорить об этом, – тихо, но твердо ответила Лайза. – Мне нужно поговорить об этом. С тобой.
Потом, после, Мэтт будет мучительно вспоминать ночь, когда слушал исповедь Лайзы, во всех деталях. Сначала ее голос звучал нервно, то и дело срываясь, но по мере того как страх сменялся гневом, становился все тверже. Она рассказывала, как тот человек душил и щипал ее, заставляя выполнять самые омерзительные, самые извращенные свои желания на глазах у Майлза. Как она пыталась отрешиться от происходящего, отсечь разум от свирепого, гнусного насилия над ее телом. Как она с самого начала знала, что этот человек убьет Майлза, но все же была потрясена и смертельно испугана, когда увидела пистолет.
Ее речь все ускорялась, лавина боли росла и набирала скорость, пролетая сквозь кошмарную, жуткую историю. И вдруг лавина взорвалась, гнев иссяк, и слезы полились ручьем.
– Он не должен был это делать, – всхлипывала она в объятиях Мэтта. – Знал, что я не хочу! Я требовала, чтобы он остановился. Умоляла! Но что я могла сделать? Какой силой обладала? Какой силой я вообще когда-либо обладала?
Она словно бредила, обуреваемая сложной смесью эмоций: гнева, скорби, угрызений совести. Именно последнее терзало Мэтта больше всего, хотя он знал, что жертвы изнасилований часто мучаются именно угрызениями совести, словно виновны в том, что с ними случилось. Не хватало еще, чтобы инспектор Лю или Дэнни Магуайр пытались проверять на ней свои идиотские теории! Нужно защитить ее от всего этого!
Она плакала, казалось, много часов. И Мэтт плакал. Из-за нее, из-за себя, из-за того, что жестокий извращенный мир позволил случиться такому с прекрасной невинной женщиной. И в какую-то минуту во время этого долгого, пропитанного слезами объятия пали последние барьеры, слетели обрывки цепей, сковывавших их.
Позже Мэтт не мог вспомнить, кто кого раздел и поцеловал первым. Он помнил только, что отдавался Лайзе телом и душой, отдавался так, как никогда не отдавался женщине раньше. И Лайза отдавалась ему так же безоглядно, с таким же неудержимым желанием и страстью. Их любовь была прекрасна. Онабыла прекрасна – с шелковистой кожей, теплая и всепоглощающая. Они любили друг друга под звездами у бассейна, а потом в воде. Потом Мэтт вытер ее полотенцем, как ребенка, отнес в спальню, и она молила его делать это снова, снова и снова. И это было чудеснее всего. Желание Лайзы, ее голод были удивительным сюрпризом после долгих недель неуверенности в себе. Мэтт словно открыл дверь, за которой оказалась другая женщина, завладевшая телом Лайзы: чувственная, бесстыдная, абсолютно раскованная.