Ангел тьмы
Шрифт:
Глава 32
Год спустя
Судья верховного суда округа Лос-Анджелес Федерико Муньес не был новичком в делах об убийствах, выплескивавшихся на первые полосы газет. Два года назад в этом же зале суда, в комнате 306 на третьем этаже здания суда на Беверли-Хиллз, присяжные посчитали одну из популярных и любимых многими кинозвезд виновной в убийстве своего распоясавшегося любовника, от которого бедняжка годами терпела побои. Судья Муньес послал актрису на смерть, к возмущению ее поклонников, родных и множества журналистов по всей стране. Вскоре после этого
Он был в восторге. Именно эти письма позволили судье Федерико Муньесу потребовать постоянной охраны, провожавшей его на работу и с работы. Каждодневное прибытие во внушительное здание с белыми колоннами, расположенное по адресу Баттон-уэй, 9355, вызывало в судье ощущение своей невероятной значимости. Как, впрочем, и нарастающий интерес СМИ к его личной жизни. Конечно, на публике он осуждал этот интерес как корыстный и низкий и особенно яростно нападал на «Лос-Анджелес таймс», прозвавшую его Судья Ужас, но втайне наслаждался каждой строчкой. Судья Федерико Муньес уже приобрел известность в Лос-Анджелесе. Теперь же благодаря процессу над Азраилом он станет всемирно знаменитым.
Процесс шел уже две недели – столько времени ушло у прокурора на то, чтобы ввести публику и присяжных в суть дела, – и обещал быть самым сенсационным в истории страны. Четверо богатых мужчин по всему миру были зверски убиты при одинаковых, заранее спланированных обстоятельствах. Обвиняемые, супружеская пара лет сорока с небольшим, оба наделенные красотой кинозвезд, были захвачены во время покушения на убийство пятого. Все немолодые жертвы попадали под обаяние ответчицы, прозванной СМИ Ангелом Смерти. Но и эта женщина, в свою очередь, становилась жертвой насильственных, жестоких, садистских изнасилований во время каждого убийства, совершаемого ответчиком. Причем, если верить обвинению, отдавалась ему добровольно.
Оба ничего не отрицали, но каждый называл вдохновителем преступлений другого. Оказавшись в самом центре мыльной оперы по мотивам легенды о Робин Гуде – поскольку все деньги шли на детскую благотворительность, – таблоиды сходили с ума.
У них было кое-что еще: ответчица, которая успешно меняла имена и внешность каждый раз, когда заманивала в супружескую постель очередного беднягу, и, очевидно, за последние десять лет перенесла несколько пластических операций, чтобы каждый раз представать в ином образе, при этом оставаясь убийственно прекрасной.
Неподвижно сидя на скамье подсудимых, она лишь иногда плакала, когда присяжным показывали фотографии с изуродованными телами ее мужей. И при этом выглядела такой же чистой и незапятнанной, как новорожденный младенец, и такой же сияющей, как ангел. Именно она привлекала наибольшее внимание прессы.
На другом конце скамьи сидел ее соответчик Фрэнсис Манчини. Парочка, еще будучи подростками, встретилась в нью-йоркском приюте. В Манчини не было внутреннего сияния, которым отличалась его жена, не было ауры безмятежности и доброты, исходившей от нее подобно свету, несмотря на признания в жутких преступлениях. Тем не менее он был на редкость хорош собой: темные волосы, твердый подбородок, царственное, надменное лицо. Манчини был ранен в Индии при сопротивлении полиции и все еще с трудом вставал и садился, каждый раз морщась от боли. Но когда он сидел, его тонкие губы были постоянно растянуты в понимающей улыбке, словно он насмехался над спектаклем, поставленным системой американского правосудия исключительно для его развлечения.
Ни он, ни его жена не противились экстрадиции в Штаты, несмотря
Конечно, такое поведение могло быть как-то связано с обвинителем Уильямом Бойсом. Высокий угловатый мужчина лет пятидесяти с коротко остриженными седыми волосами и пристрастием к дешевым костюмам цвета маренго, Бойс, известный своими спокойными, бесстрастными манерами, был полной противоположностью образу сурового защитника законности, которого, как казалось всем, должны были назначить на такое важное дело. Он был надежным профессионалом, но при этом таким заурядным и ничем не выдающимся внешне, что его главной отличительной чертой была полная неприметность. Почему штат назначил Бойса обвинителем в этом деле, которое было почти такой же загадкой, как сами убийства? Возможно, высшие силы решили, что перед лицом столь сокрушительных доказательств даже обезьяна сумеет добиться обвинительного приговора для убийц… А ближе всего к обезьяне в этом случае стоял именно Уильям Бойс.
Так или иначе наскучить присяжным представлением такого сенсационного дела было задачей весьма сложной, но Бойсу удалось сделать именно это. И немудрено: все факты излагались невыразительно и монотонно, без какой-либо эмоциональной окраски. Он потратил целый день на то, чтобы достичь сложнейшего международного соглашения, в котором британские, французские и гонконгские власти договорились заслушать показания свидетелей исключительно в Калифорнии. Его свидетели немного оживили картину. Испанка, экономка Эндрю Джейкса, картинно охала и всхлипывала во время непристойно подробных показаний, которые на следующее утро появились на первых страницах таблоидов. Но так или иначе судья Муньес видел, с каким презрением смотрит на обвинителя Фрэнки Манчини. Как и вся публика и люди по всему миру, он жаждал услышать речь защитника. И вот наконец этот день настал.
Из-за того, что ответчики валили вину друг на друга и каждый утверждал, что главарем был другой, им выделили двух защитников. Адвокат Фрэнки, Алвин Дюбре, толстый коротышка в вечно выбивающейся из-под ремня брюк рубашкой и с прической, как у чокнутого профессора, прибыл в комнату 306 с грудой бумаг под мышкой. Уронив их на стол, он оглянулся с видом спятившего старика, заблудившегося по пути в библиотеку. Муньес прекрасно знал, что ум Дюбре был также острым, а память такой прекрасной, что он не нуждался вообще ни в каких записях. Но роль одряхлевшего, рехнувшегося шута вот уже свыше двадцати лет неизменно вызывала симпатии присяжных, и он не собирался выходить из нее на этом процессе. С таким холодным и безразличным клиентом, как Фрэнки Манчини, Алвину позарез нужно было расположить к себе присяжных.
В этом смысле у адвоката Ангела Смерти работа была полегче. Эллен Уоттс была молода и относительно неопытна. Это был ее второй сложный процесс. Но она уже завоевала авторитет среди служащих верховного суда как проницательный и талантливый адвокат по уголовным делам, манипулирующий свидетелями с искусством и легкостью гончара, формующего глину на круге. Эллен, блондинка с короткой стрижкой и лицом эльфа, считалась красавицей, но рядом с клиенткой блекла, как вспышка камеры на ярком солнце.