Ангел тьмы
Шрифт:
Доктор бросил бомбу так небрежно, словно имел в виду пристрастия Фрэнки в одежде или бейсболе. Председатель жюри от изумления разинул рот, как потрясенный персонаж комикса. Но Эллен Уоттс приготовилась к ответу психиатра.
– Это очень важно, доктор Петридис, – серьезно заметила она. – Как вам известно, в отчетах полиции во всех четырех случаях речь идет о действиях сексуального характера. Насильственных действиях сексуального характера. Шансы на то, что образцы спермы, собранные с мест преступления, не принадлежат Фрэнки Манчини, равны одному к двум миллионам.
Петридис кивнул.
– Это вполне
– Спасибо, доктор.
Эллен улыбнулась Алвину Дюбре.
– У меня больше нет вопросов.
К общему изумлению, с места поднялся Уильям Бойс. До сих пор он отказывался от перекрестного допроса, считая, что дело совершенно ясное и должно закончиться обвинительными приговорами. Но свидетельство Петридиса было таким убедительным, что он понял необходимость допроса свидетеля.
– Доктор Петридис, вы говорили, что мистер Манчини выказывал глубокую ненависть к мужчинам постарше.
– Совершенно верно.
– И все же вы не считаете его ненависть патологической?
– В обычном смысле слова – да. Но с клинической точки зрения – нет.
– Понимаю. И вы также описывали мисс Баста как «пустую скорлупу», сосуд, который Манчини мог заполнить собственным сознанием и мнениями.
– Именно.
– И все же, когда мисс Баста принимала эту ненависть как собственную, вы считаете это патологическим явлением?
– Да, но это совершенно иное.
– Поясните, доктор.
– В ее случае это было переносом. Она вела себя как кто-то другой, вместо кого-то другого.
– Но разве он не делал того же самого? Разве он, согласно вашим показаниям, не осуществлял фантазии униженного, морально искалеченного ребенка? Разве он не переносил свою ненависть к отцу и Тони Реналто на жертвы, которые убивал?
– Да, – нехотя согласился доктор. – Так и было, но этого недостаточно, чтобы оправдать его на основании психической неполноценности. Он знал, что делает.
– Я с вами согласен. Во время убийства он сознавал, что перед ним не его отец или отчим.
– Совершенно верно.
– И София Баста тоже это сознавала.
– Да, она должна была все понимать, но…
– Вопросов больше не имею.
Дэвид Айшег так и не мог заснуть в эту ночь и ворочался с боку на бок в своем номере в «Беверли Уилшир». Как и Мэтт Дейли в пустой комнате на первом этаже в доме своей сестры, которую Клер превратила в спальню, чтобы ему было легко въезжать и выезжать в кресле. Как и Дэнни Магуайр, лежавший без сна в мотеле в нескольких милях к востоку от здания суда.
Эллен Уоттс проделала прекрасную работу, изобразив свою клиентку жертвой, по крайней мере отчасти. Несмотря на попытки обвинителя ослабить впечатление от сочувственных показаний доктора Петридиса, она все же осталась психически неуравновешенной маленькой девочкой, запутавшейся в паутине ненависти, фантазий
Завтра эта женщина будет сама говорить за себя. Ответит на вопрос, ставший для Дэвида Айшега, Мэтта Дейли и Дэнни Магуайра самым важным: «Кто ты?»
Глава 34
Телевизионщики выстроились вдоль Бертон-уэй до самого здания суда, словно освещали королевскую свадьбу. Сегодня Ангел Смерти должна была давать показания в судебном процессе, и в воздухе сгущалась атмосфера возбуждения и предвкушения. Люди словно ждали праздника: улыбались, шутили, устроили овацию, когда показался пуленепробиваемый «кадиллак» судьи Муньеса, и воплями и свистом проводили бронированные тюремные фургоны, в которых привезли обвиняемых. Фургоны миновали живой барьер из полицейских и исчезли в подземном гараже.
– Для них все это игра? – Мэтт Дейли в отчаянии смотрел в окно патрульной машины. Он и Дэнни каждое утро приезжали вместе. Машину любезно предоставлял старый друг Дэнни еще со времен службы в ЛАПД. – Разве они не понимают, что на кону стоят человеческие жизни? Неужели им все равно?
Дэнни хотелось ответить, что им скорее небезразличны не жизни двух убийц, а те четыре, которые были так жестоко отняты. Но он прикусил язык. Сегодняшний день обещал стать самым трудным для них, но хуже всех придется Мэтту. Если София – Лайза – обвинит себя, смертный приговор станет реальностью. Никто, даже Мэтт Дейли, не сможет тогда ее спасти.
Они вошли в зал суда, заняли свои места, не обращая внимания на любопытные взгляды зрителей на галерее. Айшег уже был в зале, и хотя индийцу трудно выглядеть бледным, сегодня ему это удалось. Он сидел, словно окаменев, как всегда безупречно одетый, в костюме от Освальда Боатенга и шелковом галстуке от Гуччи, но выглядел так, словно его вот-вот поставят к стенке.
– Вы в порядке? – шепнул Дэнни Магуайр.
Айшег коротко кивнул. Времени для дальнейших разговоров не оставалось. Пыжась, как толстый испанский павлин, судья Федерико Муньес шагнул в зал суда. Сегодня он откровенно нежился в лучах короткой славы при виде вставшей с мест публики, что говорило о значимости его прибытия. Сказать по правде, сегодня утром всем было искренне наплевать как на Судью Ужас, так и на вступительную речь Эллен Уоттс. Некоторый интерес вызвало только деловитое заявление Алвина Дюбре о том, что его клиент Фрэнки Манчини отказался давать показания: ясный признак того, что адвокат будет добиваться признания ограниченной невменяемости.
Но даже маневры защиты не привлекли особого внимания тех, кто собрался сегодня в комнате 306. Только когда было произнесено имя Софии Баста и стройная женщина, сидевшая за столом ответчиков, встала и в сопровождении пристава прошла на место свидетеля, чтобы принести присягу, зал ожил.
– Ваше полное имя, пожалуйста.
– София Мириам Баста Манчини.
Голос ее не был ни сильным, ни дрожащим, скорее низким и мелодичным, создававшим ауру мира и покоя. Дэвид, Дэнни и Мэтт вспомнили этот голос и одновременно вздрогнули.