Ангел тьмы
Шрифт:
Когда я закончил, Эль Ниньо уже приготовил коня — а поскольку выяснилось, что он какое-то время провел в банде конных налетчиков во французском Индокитае, я помог ему укоротить стремена и позволил занять место впереди и взять поводья, а сам сел сзади и ухватил его за плечи. Тихим шагом проехав мимо дома мистера Вули, мы малой скоростью порысили к юго-восточной окраине города, а уж выбравшись на Мальта-роуд, абориген дал моргану волю, так что мы просто полетели таким галопом, что одновременно действовал на нервы и успокаивал.
До Троя было больше двадцати миль, но этот маленький морган — пусть и с ношей в виде двух седоков — справился быстро, как я, собственно, полагал и надеялся. Но вот новости на станции оказались не столь утешительными: мы пропустили последний пассажирский поезд до Нью-Йорка, и не могли забронировать места на следующий до шести утра. Но в ближайшие двадцать минут проходил товарный состав «Железных дорог Западного
Однако ничто из этого нисколько не поднимало нам дух в поездке. Первую часть путешествия Эль Ниньо просто сидел у открытых дверей вагона и пялился на проплывающие мимо темные местности. Иногда казалось, что ненависть, которую он питал теперь к Либби Хатч, обратила его в камень; потом лицо его смягчалось, и он тихо плакал, прикрывшись руками, или бился головой о деревянный косяк. Я не находил, что сказать ему в утешение, хотя, должен признать, не особо-то и старался; ведь, не считая того, что и у меня самого сердце едва не разрывалось от случившегося с мистером Пиктоном, я еще и жуть как переживал насчет Кэт — так что уж никак не мог вещать о том, что все в конце концов наладится. Потому, когда ниже Покипси показался западный берег Гудзона, я просто уселся рядом с аборигеном и уставился на реку, тщетно пытаясь не подсчитывать, сколько крови мистер Пиктон, должно быть, потерял за те долгие минуты, пока лежал один в подвале здания суда, или как быстро Либби Хатч сбежала из Боллстон-Спа.
То, что Либби прибудет в Нью-Йорк существенно раньше нас, было яснее дня; оставался один вопрос — что она будет делать, когда там окажется. Может, главная ее задача теперь — избавиться от всех следов Аны Линарес, стибрить, сколько сможет, денег у Гу-Гу Нокса, а потом рвануть из штата, скорее всего на Запад, где преступники в розыске могли исчезнуть и часто так и делали, начиная новую жизнь под вымышленным именем?
Такое поведение было бы самым логичным, но никто и никогда не мог обвинить Либби Хатч в логичности. Умная и лживая, да настолько, что подчас казалась гениальной; но в основе своей ее действия — да и вся ее жизнь — были смертельно абсурдны, и я знал, что, пожелай я предсказать ее следующие шаги, мне бы пришлось мыслить, как доктор, а не припоминать свой жизненный опыт с преступниками, чьи цели были куда практичнее.
Как только въехали в Нью-Джерси и рассвет начал придавать небу странную светящуюся голубизну, я и занял ум сей задачей, но пришел лишь к одному выводу, который вроде бы мог обнадежить: со всем, что она пережила на севере штата, со всем, что было открыто и обнаружено насчет ее убийств и разрушений, желание и даже нужда Либби сохранить жизнь Аны — чтобы воспитывать ее в качестве доказательства того, что она все-таки может правильно ухаживать за ребенком, — должны были только усилиться. Она постарается сбежать из города, уж тут вопросов никаких; но я предположил, что она попытается свалить вместе с малышкой, и, поскольку не станет причинять Ане никакого вреда, у Кэт не будет причин вмешаться и, быть может, в результате этого встретить смерть. Размышление сие показалось мне вполне здравым; и я вцепился в него с той же решимостью, с какой наш поезд прижимался ко внутренней стороне Палисадов по пути в Уихокен. Как только показалась станция Уихокена, мы с Эль Ниньо выскочили из вагона и что было сил понеслись к переправе, так и не обменявшись ни словечком. Абориген становился все сосредоточеннее: оставив надежды на новую жизнь с мистером Пиктоном, теперь он намеревался отомстить, что, похоже, было очень важным в той части света, откуда он родом. Всю дорогу через Гудзон на пароме он точил стрелы и нож и готовил коротенький лук, да еще смешивал ингредиенты из маленьких мешочков в небольшом деревянном пузырьке с какой-то липкой, похожей на клей субстанцией. Это, как я понял, был яд, которым он покрывал наконечники своих орудий, и, как я мог лишь догадываться, смесь он делал куда смертельнее, чем в тех случаях, что я уже видел. Лицо его при этой процедуре стало таким мрачным и решительным, что я почувствовал — мне надо с ним кое-что прояснить.
— Эль Ниньо, — произнес я, — кому как не мне знать, каково тебе сейчас. Но наша главная забота — наверняка заполучить Ану и Кэт живыми, ведь так?
Туземец лишь
— Ты ведь знаешь, что остальные — доктор, мисс Говард и все прочие — сказали бы о том, что должно быть дальше, верно? Они бы сказали, что, будь у нас шанс, мы должны захватить Либби Хатч живой и представить ее перед судом.
— Суд у нее уже был, — пробурчал в ответ Эль Ниньо. — Из-за этого суда она чуть было не оказалась на свободе. Я знаю, что остальные верят в это, сеньорито Стиви… — И, аккуратно сунув последнюю стрелу под полу, он убийственно посмотрел на меня: — А ты сам?
Я лишь покачал головой:
— Я говорю тебе, что бы они сказали. Как только убедимся, что с Кэт и малышкой все в порядке, сам решай, что тебе делать дальше, — вот тебе мой ответ.
Он кивнул, глядя на паромный причал на Фрэнклин-стрит, начавший вырастать перед нами:
— Да. Ты и я понимаем эти вещи…
А другого выхода тут и не было. Попытайся я не дать Эль Ниньо сделать то, что, по его мнению, он был сделать обязан, я бы только разругался с ним; к тому же я так и не был уверен, что его путь — не лучший. Либби Хатч была словно змея, казалось, она может вывернуться или из любого затруднительного положения, в каком окажется, убить любого, стоящего на пути; и я не мог вообразить никого, кто справился бы с этой странной смертельной змеей лучше маленького заморского человека, сидевшего рядом со мной.
Никогда Нью-Йорк не бывает уродливее, чем на рассвете, и никогда не воняет хуже, чем в августе, — а тем утром оба сих факта во всей своей красе предстали перед нами, пока наш паром шлепал и пробивал себе дорогу к пристани Фрэнклин-стрит. Разумеется, на расстоянии нам открывались виды, что так потрясали дурачье из других мест: здание «Западного союза», башни Принтинг-хаус-сквер, колокольня церкви Троицы, — но ни один из них не искупал ни зловония гниющего мусора и нечистой воды, в изобилии имеющихся в порту, ни зрелища тех жалких грязных кварталов, что лежали за пристанью. Само собой, настроение, в котором прибыли сюда я и мой товарищ, нисколько не улучшило впечатления от города — после такой жуткой и бессонной ночки, как наша, вряд ли хоть какой-то город показался бы симпатичным. Благодарным я мог быть лишь за то, что миссия наша не оставляла нам почти никакого времени на жалкое чувство возвращения в грязь и опасности метрополиса: едва высадившись на берег, мы немедля пробежали что-то около мили в нужном направлении, даже не подумав взять экипаж.
Первым пунктом повестки, вполне очевидно, было постараться как-то выяснить, что же творится у Пыльников. В такой ранний утренний час логово, пожалуй, совсем вымирало (хотя уверенности тут не было никакой, все Пыльники-то сидели на марафете, а такие люди, если все ж ложатся наконец спать, делают они это обычно в странное время), так что, на мой взгляд, умнее всего оказалось бы укрыться где-нибудь, откуда можно было бы следить за входящими и выходящими из здания. Проще всего устроить это было на одной из крыш через Гудзон-стрит: ведь углов и всякого такого, где мы могли бы притаиться при полном свете дня, не будучи замеченными членами банды, имелось немного. Пробравшись мимо складов, торговых лавок и пансионов Гудзон-стрит, миновав маленькую церковь Святого Луки (тем же маршрутом, отметил я, что в первую ночь этого дела следовали мы с Сайрусом и детектив-сержантами), мы наконец попали в сердце владений Пыльников, потрудившись при этом по мере приближения к их штаб-квартире срезать саму западную часть Гудзон-стрит. Обойдя это место через Горацио-стрит, мы с Эль Ниньо выбрали подходящий дом в западной части Гудзон, с которого нам открылся бы хороший вид на то, что происходило внутри и вокруг мерзкого, но модного притона; на задний двор дома мы попали через старый подсобный проулок. Я взялся за замок на задней двери, и через несколько минут мы очутились на крыше, где быстренько отползли и скорчились за маленькой стеночкой, что огораживала саму крышу.
Не было еще восьми, и единственными признаками жизни у Пыльников оказались редкие посетители трущоб, покидавшие заведение. Эти хорошо одетые типы, судя по всему, были намарафечены и еще не вкусили сполна мерзостей жестокой низменной жизни банды — однако здоровый Пыльник, выталкивавший этих людей за порог, ясно давал понять, что сами «хозяева» уже по уши сыты развлечением своих гостей и хотят отдохнуть. Для нас это была хорошая новость — так у нас оставалось время подумать, как же передать весточку для Кэт и узнать, не там ли уже Либби Хатч. Ясное дело, сам я не мог явиться туда с вопросами; а попытайся даже Эль Ниньо, оставался шанс, что Либби, окажись она там, его заметит. Самым быстрым решением проблемы казалось отправиться в заведение Фрэнки и разыскать там подружку Кэт Бетти: она могла бы без хлопот проникнуть к Пыльникам и разузнать, как там и что. Эль Ниньо же в это время оставался бы на крыше и при появлении Либби и ее попытке совершить побег ринулся в погоню, начав действовать только убедившись, что Ана Линарес окажется в безопасности.