Ангел в камуфляже
Шрифт:
— А чего грустная? — Он взял меня за руки и, обдав запахом перегара, воскликнул радостно:
— Не жалей их, тебя не пожалеют!
— Кого «их», чудо! — укорила я его.
— А кого угодно, — ответил он с готовностью и без сомнений, — мало ли… Ну, что мне для тебя сделать?
Мы повернулись и пошли рядом, рука об руку. Везет мне сегодня на пожилых кавалеров.
— Хочешь выпить? От всей души предлагаю!
Он стукнул себя кулаком в выпяченную грудь.
— Нет! — улыбнулась я. — Спасибо!
— Ну, — развел он, слегка обидевшись, руками, — насильно в
— Тянут, Аякс! — воскликнула, не удержавшись.
— Бывает, да? — проговорил тихо, озадаченный моей горячностью. — Хотя, конечно…
— Человек только что умер, Веня!
— О-оу! — пожалел он новопреставившегося. — Хороший был человек?
— Плохой!
— Сейчас это все равно! — подвел итог, скорбно поджав губы. — Будь земля ему пухом! Так — правильно, да? И помянуть надо обязательно, Танюх. Домой придешь, и помяни, ладно?
— Помяни и ты! — попросила, залезая в сумочку за деньгами. Хотя просить его об этом было лишним.
— Чава! — взмахнул он на прощанье зажатыми в кулаке бумажками. — Заходи, не забывай!
Глава 4
«Кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую!» — это слова Иисуса Христа из Евангелия от Матфея.
По этому поводу в адрес великого Учителя каждое поколение неблагодарных потомков посылало, наверное, особо много издевательств. И вообще, на мой взгляд, основные мучения для Иисуса начались после смерти, когда учение его распространилось не благодаря истине, в нем заключающейся, а за счет усилий жадных до денег и власти последователей, гордо именующих себя церковными иерархами и плотно оседлавшими новый грандиозный источник доходов светскими властителями.
«Мир стремится к свету, а идет во тьму!» — это слова Оригена, одного из отцов церкви, размышлявшего на тему бесовского триединства: власть — страх — деньги. Тоже истина!
Ветерок пошевеливал шторы на окнах. Из кухни тянуло запахом слегка подгоревшего кофе. Сумерки сгущались в центральной комнате моего жилища. Я сидела в ее середине, в кресле, в легком халате и с босыми ногами, чистая телом после принятой ванны, а передо мной, на стеклянном столике, — маленький хрустальный графинчик с золотистой жидкостью, пепельница с недокуренной сигаретой и открытый в самом начале увесистый том Нового Завета — средства для очищения души, иногда довольно успешно мне помогающие.
Но сегодня желаемого облегчения не наступало. Может, выпито было еще мало или прочитано недостаточно. Во всяком случае, я намерена была продолжать и то и другое вместе или порознь, как будет лучше.
В моей жизни было много моментов, когда меня «били по щекам», и я всегда била в ответ, зачастую не задумываясь о равнозначности ответа, а когда это случалось, когда ситуация позволяла обдумать ответный ход, то зачастую действовала более жестоко, чем поступали со мной. Так требовала жизнь, в которой надо было выживать. Так что если мне и удастся когда-нибудь освоить христианское смирение, то не раньше изменения образа жизни и перемены рода занятий на что-нибудь более спокойное.
Таким образом ответ на мучивший
Новый Завет вернулся в книжный шкаф, на свое почетное место, зажегся торшер, включился телевизор и зазвонил телефон. Если это Бог опять зовет меня на танцы, через предложение неожиданных прогулок, — откажусь, проявлю скромность. Ведь мне едва стало полегче.
— Алло!
Оказалось — Владимир Степанович Шадов снизошел до просьбы о консультации по щекотливому вопросу.
— Звонил Борис, разыскивал Наташу, — сообщил хрипловатым голосом.
— Вы не сказали ему, что она у вас?
— Как можно! — Он явно обрадовался, что поступил правильно. — Посоветовал ему обратиться к вам, так что ждите!
— Хорошо, буду.
Подышав в трубку, посомневавшись, он спросил все-таки, как и должен был после рассказа Наташи об обстоятельствах ее бегства с дачи:
— Вы в порядке?
— В полнейшем! — заверила его, и это было правдой, особенно сейчас. — А о новостях расскажу при встрече. Наташа в безопасности?
— В полнейшей! — скопировал он мою интонацию, и мы простились.
Я, можно сказать, довольная собой, пошлепала на кухню варить кофе, а телевизор не давал мне покоя взвизгами американских детей, уменьшившихся до муравьиных размеров и теперь пропадавших среди потока собачьей мочи. Безобразие!
Назад я вернулась через несколько минут с чашкой крепкого кофе в одной руке и мешочком с костями — в другой. Погадать было надо! И надо было погадать, пока хмель, ко страху стресса, не постучался добрым гостем в мою голову. Когда это случится, если случится вообще, кости начнут посмеиваться надо мной, выдавая сочетания с расшифровками, полными мягкого юмора.
Двенадцатиграннички с веселыми звуками раскатились по стеклянному столику.
8+15+34. Эзотерическая сумма равна трем. Гармоничное единство. Добрый знак!
«Собирайте радости по дороге жизни, как собирает деньги скупец. Цените, что имеете, не зарясь на чужое. Храните в секрете собранное. Зависть других разорительна!»
К счастью, радостей у меня больше, чем огорчений. Поэтому и жизнь моя так прекрасна и удивительна. Иногда, правда, выматериться хочется на манер Аякса. Но это, к счастью, иногда.
От таких мыслей еще лучше стало, и рука, после чашки кофе, сама потянулась за графинчиком, играющим гранями гравировки со светом торшера.
Телефон зазвонил некстати, когда напиток, как ему и полагалось, стал согреваться в руке.
— Здравствуй, Борис! — проговорила я в трубку. — Ты далеко сейчас?
— Здравствуй! — пробормотал он обескураженно.
— Звонил Шадов, поэтому я знаю, что это ты, — ответила на не успевший прозвучать вопрос. — Так как?
— Рядом! — Он еще не пришел в себя от удивления.