Ангел
Шрифт:
Потом мы катались по снегу, стирая собственные нарисованные крылья и смеясь, пока я не замёрзла и не попросила пощады.
Только в сердце было тепло.
Как странно, что так тепло нам бывает только от чужой любви. Но никогда — от своей собственной.
Гуашь мы в тот день всё-таки купили. И ещё через пару дней запланировали Великое Разрисовывание Окон, как назвал его Руслан. И добавил, что всё должно писаться непременно с больших букв.
Однажды утром на стёклах появились эскизы, нарисованные кусочком детского мыла. На кухне — маленькая
Мне тоже очень хотелось что-нибудь нарисовать, но я безумно боялась испортить творение Руслана. У меня никогда не было ни малейшего таланта.
И когда он дал мне в руки кисточку, я слегка испугалась.
— Нет-нет, я не сумею…
— Сумеешь! — ответил Руслан твёрдо. — Я помогу.
Он показывал мне, как правильно брать краску и раскрашивать, подбирал цвета, и через некоторое время я поняла, что получаю истинное удовольствие от процесса.
— Удивительно, — протянула я, почесав кончик носа, и чертыхнулась, поняв, что измазала его в краске. — Я всегда думала: чтобы наслаждаться чем-либо, надо это самое «что-либо» уметь. А сейчас я понимаю — не обязательно.
— Ты что, Вера! — Руслан засмеялся. — Ведь никто не рождается с умением делать «что-либо», как ты сказала. Всему нужно учиться! И обучение — это тоже удовольствие. Хочешь, я научу тебя рисовать?
— Меня уже пытались когда-то давно. Мама водила на курсы рисования, когда я была в первом классе. Ничего хорошего из этого не вышло.
— Но и ничего плохого.
Я улыбнулась.
— Да, и ничего плохого.
— Так давай я попробую ещё раз? Пожалуйста.
Мне казалось, что это напрасная трата времени и сил. Тем более, что нам нужно было сосредоточиться на грядущих госэкзаменах и написании дипломов.
Но я почему-то не смогла ему отказать.
— Хорошо. Давай попробуем.
После того как мы разрисовали окна, я то и дело замечала, как под ними останавливаются дети и, открыв рты, смотрят вверх. Наблюдать за их реакцией было очень забавно. Кто-то просто молча смотрел вытаращенными глазами, кто-то начинал смеяться и прыгать, кто-то — показывать пальцем и кричать «мам, пап, глядите!»
Но в любом случае это всё было очень радостно.
А потом пришёл он.
Этого человека я увидела в окно. Нет, даже не так. Я его почувствовала. Ощутила, что нечто тёмное стоит внизу и смотрит на нас.
Руслан в это время был в институте, сдавал зачёт, по которому у меня был автомат. Он обещал прийти через пару часов, и у меня возникло малодушное желание не открывать дверь, когда в неё позвонили.
Но это было бы нечестно по отношению к Руслану. Поэтому я открыла.
У его отца тоже были тёмные волосы, глаза и кожа. Но Руслан оказался на него совершенно не похож. Вместо доброй и широкой улыбки — мрачность, вместо сияющих глаз — чёрные провалы, вместо надежды — безнадёжность.
— Вы кто? — спросил мужчина, удивлённо меня разглядывая.
Временные гостьи не ходят по квартире в пижаме с зайчиками.
— Меня зовут Вера. Я… девушка вашего сына.
— А, — мужчина усмехнулся. — Всё время забываю, что он уже большой мальчик. А я Игорь Михайлович. Без предупреждения, извините. Хотел, понимаешь, сюрприз сделать…
Я кивнула и отступила в сторону, пропуская его внутрь. И только тогда неожиданно осознала, что, представляясь, назвалась не Никой, как делала всю жизнь, а Верой.
Эта мысль настолько меня поразила, что несколько секунд я стояла возле входной двери и не двигалась, пытаясь понять, как и почему так получилось.
Между тем Игорь Михайлович переобулся в домашние тапочки и, оглядев меня с ног до головы, поинтересовался:
— Чаем угостишь?
Быстро он на «ты» перешёл.
— Конечно.
Мне не нравился этот человек, и я никак не могла понять, почему. Ставила чайник, доставала из шкафчика конфеты и печенье, разливала по чашкам заварку, а сама думала об этом.
Игорь Михайлович, кажется, тоже о чём-то думал — я видела по взгляду.
— А полное твоё имя, случайно, не Вероника? — вдруг протянул он, отхлёбывая чай.
Я кивнула, и он хмыкнул.
— Тогда всё ясно.
— Что вам ясно?
Наверное, это прозвучало грубо. Но я почему-то разозлилась, услышав это «Тогда всё ясно», сказанное снисходительно-циничным тоном.
— Мне ясно, что Руслан растёт. Учится ставить цели и… — Игорь Михайлович вновь обвёл меня взглядом. — И добиваться их.
Я закусила губу. Значит, он знает, что Руслан влюблён в меня, и влюблён безответно. И теперь решил, что сын наконец получил то, что хотел.
Поставил цель и добился.
— А ты симпатичная. Даже красивая, я бы сказал. Хочешь замуж за моего сына?
Я ответила, почти не задумываясь:
— Нет.
Игорь Михайлович удивился. Причём настолько, что чуть не разлил чай.
— Почему же? Тебе разве не нравится эта квартира?
— Нравится.
— Ну и?
— А при чём тут квартира?
Кажется, мы говорили на разных языках.
— Она достанется Руслану. Я почти круглый год живу в Париже. И не скуплюсь на содержание сына, как ты видишь, — он кивнул то ли на стены, то ли на холодильник. — Разве плохо?
— Хорошо.
— Ну и?
Я не могла понять, что именно он от меня хочет.
Наверное, было бы проще ответить «Я не люблю вашего сына», но я не могла.
Почему-то. Не могла. Даже не понимала, почему…
— Я…
Я по-прежнему не знала, что ответить.
— Руслан не предлагал, — вдруг вырвалось у меня. И кажется, этот ответ собеседнику пришёлся по душе — Игорь Михайлович сразу расслабился и махнул рукой.
— Предложит. Институт как закончите, так и предложит. А ты, — он взял конфету из вазочки и закинул её себе в рот, — поговори с ним. Пусть наконец возьмётся за ум, начнёт рисовать то, что можно продать, а не свою чухню. Есть же талант, зачем зря растрачивать?