Ангел
Шрифт:
— Бр-р-р… — Агась! Красота требует жертв.
Повторив знакомый путь, я возвращаюсь к шкафчику. Влажное полотенце вытерло тушку и присоединилось к использованным в корзине. Заботливо протираю Фарэры, вычищая влагу с внутренней стали дужек.
— Нормаль… — убеждаю себя. — Как оказалось, совсем не страшно.
Нет, сперва голые тела вызывают оторопь и неприязнь, но через некоторое время привыкаешь. А может, крайняя усталость тушки накладывает свой отпечаток. Мне уже как-то пофиг на происходящее рядом.
Натягиваю шорты с футболкой. Стеганая куртка укрывает плечи. Вижу
Кирпичные стены держат высокую крышу. В одном углу выстроились массажные кресла, рядом стойка с блоками прямоугольных подушек. Есть небольшой магазинчик, торгующий всякой всячиной.
А тут многолюдно! Кто-то смотрит телевизор, некоторые общаются. Самое удивительное, что все устроились на полу… Так и лежат, небольшими группками.
Чуть вдалеке необычные сооружения из прямоугольных блоков. Холмики напоминают «иглу» канадских эскимосов. Похоже, там сауны, но проверять мне лениво. Тушку почти выключает на ходу. В глазах песок. Шлепаю босыми ногами в дальний уголок и устраиваюсь, заняв тонкую циновку на полу с подогревом.
Молодая парочка щебечет рядом. Выглядят как студенты, отдыхающие после бурных выходных. Дальше целая семья медитирует, усевшись в кружок по-турецки. Забавные ребята! Для местных вполне нормально поспать в бане…
Я же, положив голову на одну из мягких подушек, расслабляюсь и мгновенно выключаюсь.
«Чимчильбан»
Тысячу лет назад, корейцы просто купались в реках, в качестве духовного очищения. Потом буддийские монахи придумали парилки с печами на сосновых дровах и куполообразные дома. Произошло разделение по половому признаку: сначала мужчины, вечером женщины. История с чимчильбанами или «обогретыми комнатами» случилась в девяностых годах прошлого века. Тогда объединили буддийские сауны и места для купаний, добавили тёплые полы и развлечения. Коллективно настроенным корейцам дико понравилось! Подобных заведений уже больше тысячи по всей стране.
127
(29 ноября 05:30) Перрон железнодорожного вокзала. Пусан.
Два сотрудника национальной полиции стоят на перроне. На них зимние куртки серого цвета и чёрные брюки, сверху накинуты жёлтые жилеты. Оба в синих кепках с золотыми орлами над козырьками.
Пожилой скрывает похмелье. Подняв меховой воротник, он маячит красным носом. Молодой напарник отсвечивает бодрым румянцем на щеках. Служаки придирчиво осматривают пассажиров, выходящих из вагона.
— Будь проклят этот собачий холод! — ворчит пожилой, ежась под курткой. — Почему на неблагодарную работу отправили именно нас? Чем опять главный недоволен?
— Может, пуджан-ним рассчитывает на нас больше всего? — улыбнулся молодой напарник. — Поручил самый ответственный участок!
— Заботятся о тех, кому доверяют, — хмыкает пожилой. — Не отправляют в холодину ранним утром!
(Сачон [??] — Кузен.)
Поплотнее укрывшись высоким воротником, пожилой полицейский осматривает состав.
— Надо же, старьё дикое. Думал, такие давно не ходят. Билет в этот вагон?
— Третий с конца, сонбэ. Всё по ориентировке!
— Нет тут подходящих по описанию. Точно говорю, ненавидит нас начальство! Холод собачий, а нам искать непонятно кого.
Сердито ворча, пожилой полицейский опустил взгляд и рассматривает чёрно-белую фотографию на бумажной распечатке. Откуда уставилась одна интересная особа.
— Нет её здесь, сонбэ. Может, ошибка? Сложно в такое поверить. Девчонка же! Ёдонсэн среднюю школу закончила и то на фотографиях старше выглядит.
(Ёдонсэн [???] — Родная младшая сестра.)
— Не расслабляйся. Школьницы совсем безумные пошли. С мостов прыгают, самолёты угоняют. Ознакомился с обвинениями? Терроризм! Всё серьёзно.
— Зачем про мост, сонбэ? Девочки сами себя наказали…
— Воспитывать нужно правильно! Айщ, распустили. Теперь младшие не чета прежним. Одни танцульки на уме! Вот в наше время…
— Жаль их семьи, — согласился молодой напарник.
— Крэ… Действительно… Трагедия. Неправильно, уходить в таком возрасте.
Полицейские недолго молчат. Каждый думает о своём, рассматривая пассажиров.
— А обвинение в угоне самолёта? Так не бывает, сонбэ. Опять в столице ошиблись. Наверняка потерлась и семья ищет.
— Нэ? Разрешение на силовое задержание для кого? Рекомендация проявлять осторожность? Требование передачи сотрудникам «НРС» совсем не смущает?
— Ну-у… Слабо верится, сонбэ.
Поток людей иссяк. Пассажиры уходят, стремясь покинуть перрон, обдуваемый всеми ветрами.
— Всё? Неужели упустили? — пожилой нетерпеливо заглядывает в окна вагона. — Спрятаться негде. Мимо пройти не могла! Внимательно смотрел?
— Ие, сонбэ! Может, двойкам на выходах повезло больше?
— Чего радуешься, ХёнСу? — ворчит пожилой.
— Гляньте туда…
Молодой напарник улыбнулся шире и кивнул на семью рядом. Встречающий мужчина крепко обнял пассажирку в скромных одеждах. Розовощекий малец ухватился за ноги родителей, выражение мордашки крайне довольное.
После долгих объятий, женщина немного отстранилась. Быстро мелькают пальцы, что заставляет молодого полицейского хмурить брови и подойти ближе.
— Аньён хасэё, — после приветствия следует представление: — Инспектор Но ХёнСу, полиция Пусана. У вас всё в порядке?
— Аньён хасимникка, — семейная пара низко поклонилась власти.
— Ие, кёнчайгван-ним, — ответил мужчина.
(Кёнчайгван [???] — Офицер полиции.)
— Немного понимаю язык глухонемых, — объясняет ХёнСу. — Видел жесты… Про необычную девушку?