Ангелическая по-этика

Кедров Константин Александрович

голая кошка собака легла легкой походкой

август блаженному Августину кланялся месяц

тучная радуга накрыла поле дороги

открылось окно занятое спящей птицей

глаз тигра держал на ладони Симеон Столпник

я читал написанное тут же слово

Женевьева говорила Париж

святая и светлая белей бумаги

Здесь все построено на откликах подсознания на миры разверзаемые в новых словах. Я уверен, что все слова значат совсем не то,

что они значат. В начале было Слово, но, чтобы его понять не хватит времени всей вселенной. Зато можно почувствовать все до конца и сразу.

В середины фамилии Хвостенко буква О, как жерло его гитары. Он пишет свою фамилию просто Хвост. После клинической смерти он услышал радостное восклицание санитарки парижского госпиталя. «Эрюсите!». Я вспомнил об этом на Пасху в Сергиевом подворье в Париже весной 1991. Мы стояли с Лешей со свечами в руках, а священник восклицал «Христе эрюсите». Мы ответили «Воистину воскресе». Начальные буквы фамилии Хвоста звучат, как пасхальное приветствие Х.В.

В центре северного полушария неподвижная Кол – звезда, вокруг которой вращаются все другие звезды. Сегодня она неподвижный центр мира. Так Илья Ильич Обломов или Илья Муромец на печи интересны только своей неподвижностью. Вокруг суетятся штольцы. Таким был Фауст в своей келье-лаборатории. Стоило ему, исказив смысл «Евангелия от Иоанна», вместо «в начале было Слово» написать «в начале было Дело», и он превратился в суетливого метафизического идиота. Идиот Достоевского неподвижен. Любое неловкое движение – разбитая ваза. Суетятся, любят, режут вокруг него. Неподвижен Онегин, даже когда путешествует. Заставили действовать – тотчас друга убил. От Христа тоже все время чего-то требовали, но он оставался статичен даже на кресте.

Кассиопея – Анна Каренина попадает под поезд Большой Медведицы.

Итак, Толстой – это Большая Медведица пера – восклицает Победоносиков. Он прав. Б.Медведица – повозка мертвых, увозящая души в бессмертие. Подсознательно знает об этом и Маяковский. «Эй, Большая Медведица требуй, что б на небо нас взяли живьем». И еще, «С неба смотрела какая-то дрянь величественно, как Лев Толстой».

Над гомеровской Троей восходит звездный хромоногий конь Пегас он же по-хетски Пехасис – «изобилующий». Это происходит в дни весеннего равноденствия. Потому Пехасис дал имя двум Пасхам, еврейской и христианской. Анаграмма Пехасиса – Пейсах – «исход».

Крылатый белый конь Бурак уносит Магомета в надзвездные миры. Пророк страдал священной болезнью – эпилепсией. Он выронил кувшин с водой и прежде чем из черепков вылилась вода – успел обозреть на Бураке все пределы Аллаховы. Об этом вспоминает князь Мышкин – прообраз Христа сегодня. Бурак и Сивка Бурка вещий каурка – мистический конь прозрения. Конь поэтов. Гете во второй части «Фауста» расшифровал звездный код части первой. Маргарита превратилась в Венеру. «Венера, Венера... Эх я, дурак», – шепчет сосед-бухгалтер, превращенный в борова волшебным кремом Маргариты. Повод коня Воланда состоит из лунных цепочек, шпоры – белые пятна звезд, а сам он только глыба мрака. Так Пехасис – Пегас Булгакова разросся до пределов вселенной, стал ею ибо тела при скорости света обретают бесконечную сущность, вывернувшись в мироздание.

Человек погружается в купель из звездного неба. Ныряет в млечный котел и выходит из него «одеянный светом яко ризою». Его новый звездный облик часто невидим для окружающих. А его звездная речь кажется бессмысленной и бессвязной.

«ЗАИНЬКА И НАСТАСЬЯ»

Впервые мне удалось вырваться на просторы абсолютно свободного текста в этой симфонической поэме, восходящей к последней симфонии Густава Малера и к «Просветленной ночи» Шенберга. Лето в Малеевке 83-го

года было пронизано полетом стрекоз над зеркальными прудами. Там зародилось во мне название нового поэтического движения ДООС – Добровольное Общество Охраны Стрекоз.

Растерянно стрела летела

не задевая тела

летела вдаль стрела ночная

дробя осколки дня.

Я ни о чем не думал дольше

чем веер четырех сторон

растягивалось вдаль пространство

там я летел

Кому принадлежит сей остров

сия страна

Корабль распахнутый как поле

из ничего

он втиснут в кромку голубую

из этих фей

навеянных прохладой горькой

лугов стогов

Дарован бабочке небесной

древесный плот

она распахивает двери своих двух крыл

и вовлекая все пространство в свои слои

плывет та теневая фея из сдобных сот

Как голубь начинал ворклив

дробить свой звон

на самом дне всего пространства

мой сонный сын

Негеют голуби из грома

древес

нас обнимают тамариски и ломота

холодного движенья

подрагивания листа

на грани вод

Тот праздник сановных взоров

где я из огня воды

из космоса шлют тарелочки

в заоблачные сады

Там синеворот

ворота открыл

а вот заарканив плоть

выныривает из гласных нот

всемирный зеленый конь

Не опрометчивым будь ты как

Не затемняйся где

Видимо око

и зарев верх

в неотраженной воде

Ты из волны добывай волну

а из струны струну

Слишком родной тебе этот дом

и громогласный сад

трижды вычеркнутый из книг

но напечатанный по слогам

в поминальник

или в букварь.

В конечном итоге ты только шрифт

рассыпанный по лугам

все состоит из себя во всем

будет луг твой

как голубок