Ангелоиды сумерек

Мудрая Татьяна

Найти – чтобы расстаться.

И под конец, когда улеглась буря:

– Сколько тебе лет, Сержи?

– Девяносто пять. Самый порог трупного окоченения. А тебе, Ани?

– Шестьдесят один. Вовремя насчет армии спохватилась.

– Ты поможешь? Мы ведь поможем друг другу?

– Конечно. Но не так, как ты думаешь. Потому что теперь мы оба сумеем стать деревьями. Как поют в старых песнях.

Вернее, одним деревом.

Одиноким хмурым кипарисом, шевелюра которого заплетена мелкими алыми розами».

* * *

Когда

я вышел из сна и отряхнулся от листьев и иголок, что нападали поверх меня с соседних деревьев, рядом лежало три новых камешка: стеклянного вида черный обсидиан и два буро-жёлтых желвака: обычные кремни. Если постучать ими друг о друга, пахнет сухим порохом.

Немного сухого белого мха.

А также куски и полосы мягкой коры.

«Мы решили подарить тебе одежду, обувь и огонь, потому что близятся прохладные ночи. Будь осторожен с последним даром, – прошелестело у меня в мозгу. – Ты быстро догадаешься, что к чему».

– Я понял сон верно? Вы – бывшие люди? – спросил я.

Смех.

«Почти что так. Кроме того, большая птица отдала нам то, что таилось внутри тебя, и оттого мы стали богаче».

Внутри меня вместо этого находилась невнятная формула бессмертия, некая тихая карикатура то ли на человечество, то ли на сумров и кое-какие соображения по поводу здешних обитателей, не совпадающие с высказанными открыто.

Теперь надо было совершить краткий утренний обряд и подумать, на какие дальнейшие подвиги я способен. Есть мне хотелось не очень, но совсем рядом с моим лежбищем прорастали из земли большие листья, похожие на граммофон, и в каждом собралась большая пригоршня росы. Я попил, плеснул в лицо и кое-как обтёр свое тело ладонями.

– Маловато, но это вовсе не беда. Потом поищу вчерашний родник. Ох и ледяной он, братцы!

«Скоро будет много воды, целые потоки с небес. Хорошее время для нас и нашего роста. Не очень лёгкое для тебя. Оденешься – поищи себе настоящий кров».

Утолил голод я очередной пригоршней диких роз – в ход пошли и плоды, и лепестки. И подумал, что сезон дождей – это ведь тропики, а похоже не весьма.

«В Содружестве неплохо всем. Кое-кто предпочитает ливанский кедр араукарии или черёмуху белому олеандру – почему бы им не помочь?»

Потом я принялся за работу. Кремневый желвак и мох сразу уложил в корзинку – огонь пока ни к чему, потом попробую. Обсидиан легко раскололся, подарив мне парочку узких ножей и несчётное количество шилец и иголок – жаль, что последние были без ушка. Хорошенько отбил кору на плоском камне, заодно прикинув, что такая плита, нагретая за день, может послужить неплохой лежанкой. К концу суток у меня уже был неплохой кусок тапы, мягкой и гибкой, как замша, и чёткая мысль о том, как ее можно раскроить.

Сон рухнул на меня сразу и был почти без видений.

На следующее утро я вырезал себе неплохую набедренную повязку, а на ступни – две пары поршней. Чем они отличались по форме от

мокасин – не знаю, просто я не собирался играть в индейцев и сотворил нечто совсем простое, без вышивки. Проделал по краю дырки и стянул края обуви и одежды тонкими ремешками, более толстыми и прочными, чем остальная тапа.

– Этого не хватит надолго, если я пущусь в странствия, – сказал я моему незримому собеседнику. – Особенно обуви.

«Не беда. Мы уже ищем для тебя дерево. Но работа по дереву – долгая и требует хорошего инструмента. Пока осмотрись, погуляй по окрестностям и поищи себе дом по вкусу».

Какому совету я и последовал.

Приходилось вам бродить по прекрасному, ухоженному ботаническому саду, где мирно уживаются растения нескольких климатических поясов или хотя бы посещать Аптекарский огород? Хотелось ли быть Сталкером в Зоне, которая сама стелется под ноги и предупреждает о малейшем намёке на опасность?

В Лесу была своя жизнь – но эта жизнь ко мне благоволила. Какие-то крупные животные с тёплой кровью шествовали впереди меня, переходя из одной заросли в другую. Звери поменьше, гладкостью тёмной шкуры и веревочками хвостов похожие на подсвинка, стайкой пробежали поперёк моего пути. Змеи шелестели травой и иногда листьями тех деревьев, на которые они карабкались. Муравьи складывали свои жилища весьма основательно: глядя на башни высотой в два моих роста, я вспоминал идею Хельмута о коллективном разуме мощностью в хороший компьютер. Также я по аналогии подумывал о мирном захвате пустующего термитника – вспоминались иллюстрации к «Детям капитана Гранта», – но не был уверен, что здесь имеется вид, дружелюбно настроенный лично ко мне. Термиты здесь явно обитали, но старались не попадаться мне на глаза.

Здешние бабочки размахом своих крыльев напоминали орла, а расцветкой – сошедшую с ума радугу; цветы полностью им соответствовали – удержать их не мог никакой стебель, и они росли прямо из земли. Мимоходом я приметил у корней огромную пурпурную звезду. Цветок напомнил мне раффлезию, только запах был намного приятнее: не тухлое мясо, а скорей перебродившая вишнёвая настойка.

Колибри, которых я так хотел увидеть, здесь не водилось или они попросту терялись среди насекомых. Я только надеялся, что они не были так падки на алкоголь, как здешние мухи, которые, увы, гибли во множестве на хищных лепестках.

Также приходило мне в голову, что стоило бы начать с обхода побережья и прикинуть размеры моего теперешнего обиталища, но Лес крепко сжимал меня в ладони и ненавязчиво направлял куда-то внутрь себя, и противиться ему не хотелось.

И вот, наконец, тропа уперлась в подобие стены, сплошь одетой мхом и поросшей пучками как бы глянцевых зеленых ланцетов. Только подняв голову ввысь и лишь на уровне нижнего неба встретив ветви, я понял, что это гигантское дерево.

«Мы называем его „Дерево-Корабль“ или „Дерево-Кит“, потому что оно приплыло по морю и наполнено смолой, как кит жиром».