Ангелоиды сумерек
Шрифт:
– Давай сюда, – скомандовал Хельм, принимая Абсаль в мои руки и разворачивая верхнюю одежду. – Не бойся, я тоже акушером подрабатывал. И геть отсюда!
Но до того, как дверь, приняв троих, захлопнулась перед моим носом, я успел увидеть две вещи.
Отверстый камин со снятой решёткой, который буквально распирало от пламени.
И освобожденный от покровов, судорожно трепещущий купол, на самой вершине которого, в раздвинутом наподобие губ отверстии, что-то влажно темнело.
Где-то года через два, когда солнце встало в самом центре неба, а тени укоротились, дом зевнул, выпустив наружу сгусток тепла – и фигуру Хельмута. Без плаща.
– Анди,
– Что?
– Хороший малыш. Просто, сам понимаешь, не такой, как все прочие на земле.
Я сам не знаю, как оказался внутри, у нашего общего ложа…
И увидел.
Рядом с дремлющей Абсаль, прикрытой тем самым Хельмутовым плащом, в его широких алых складках лежало Семя. Зерно.
Величиной с небольшую чарджуйскую дыню и так же, как она, покрытое сеткой трещин, только поверхность была цвета жжёного кофе, а знаки были ещё более темны и слагались в вязь наподобие арабской. Да еще продольная вмятина разделяла это чудище посередине.
– Дотроньтесь, – произнесла дама Асия. – Оно живое: пока его тепло – тепло матери, однако само оно лишь немного прохладней. Оно ещё не вполне родилось: спит и согревается в тепле.
Я протянул руку – пальцы скользнули как бы по змеиной или лакированной коже, прохлада её была как вода для моего сердца. И наступил покой.
– То самое пшеничное зерно, что соблазнило Адама и Еву в раю, – продолжила она. – Вы оба знаете Священное Предание мусульман?
– Уж и то самое, – буркнул Хельмут. – Не путай нашего Анди ещё больше – хватит того, что его девочку совсем засмущала.
– Здесь послание, – наконец сказал я. – Оно…(у меня никак не получалось признать вот это своим ребенком)
– Я попробую прочесть, – ответила Асия. – Думаю, эту запись вложили в Абсаль ваши книги. Или даже было их было две: одно пришло через ваше семя, другое – через её клетки.
– Нарисовано плотью, проявлено огнём, – кивнул Хельмут. До того я не замечал у него склонности к пышным образам, да и к романтическим жестам тоже. Еще в самом начале знакомства он рассказал, что накидку надлежало использовать двояко: чёрная с серебром сторона означала траур, алая с золотыми фигурками евангелистов – пролитую кровь, но обе воплощали царственность. И теперь явно отметил короля.
– Там написано, что дальше делать с яйцом… э, зерном? – спросил я. От неожиданности нередко делаешься туповатым.
– Это я знаю и без того, – ответила Асия. – Дать ему отдохнуть сколько-нисколько, напитаться живым огнём и потом вложить в тёплую землю, чтобы проросло. Постель ему уже приготовлена.
А через несколько дней она поднесла нам с моей женой, вполне оправившейся от пупочных родин, несколько листов бумаги с изящно выписанным от руки текстом.
– Только она странная, эта повесть, – пояснила дама извиняющимся тоном. – И весьма необычно записана. Шрифт – классический куфи, однако все харфы снабжены диакритикой, стоят в нарушение правил и в довершение всего добавлены некие различения для звуков, отсутствующих в речи бедави. Видите ли, сам текст русский.
Я запутался в этих дотошных объяснениях: к чему они, если изменённую арабскую вязь использовали в Иране и по всей Средней
– Тайнопись, что ли, такая? – спросил Хельмут. – Смысла не вижу.
– Скорее, заклинание. Типа амулета, – ответила она. – Двойная кодировка текста: сначала для того, кто обнаружил слова, потом для того, кто прозревает их внутренний смысл.
Но я уже не вникал в эти взаимные разъяснения: сидя на корточках рядом с лежащей Абсаль, я читал саму историю.
«Снится ли вдове Короля Ужа, юной Эгле, Старый Секвойя или индейскому вождю Секвойе видится седая Ель?
Где-то внутри клубка Мойр находились мой город, ставший собственным призраком еще при жизни, мои родственные связи, почти заброшенные, моя образованность, ныне полузабытая. Вовне был сговор. Быть может, и договор.
Я отдавала остаток своей постылой жизни ради одного дела, важнейшего для народа некоей страны, какого – в подробности мы не вдавались. В качестве возмещения мне давали ровно год привольной и богатой жизни с исполнением практически всех желаний, не обремененный теми хлопотами, что сопровождают жизнь любого человека вне зависимости от его ранга, богатства, здоровья и репутации. И также способ отправки, соответствующий моим личным вкусам. От моей жизни это отличалось лишь недюжинным размахом, масштабом и комфортностью, так что я более или менее легко согласилась.
Нужно ли говорить, что я вполне доверяла тем, кто это мне предложил, – назовем их для простоты народом шемт – причём не разумом, но подспудно, интуитивно, что кажется мне практически безошибочным. Логика – любимейшее орудие дьявола, речь дана человеку, чтобы обводить вокруг пальца собратьев, но внутреннее чутьё дано нам изначально.
– Ель, мы просим вас использовать все подаренные вам возможности, не смущаясь нашими. Любая роскошь, какие угодно развлечения: для нас всё едино и стоит одинаково. Мы даже хотели бы, чтобы вы показали себя в полноте.
– Тельца перед закланием положено откармливать, – посмеялась я.
– Ритуал не так важен, как… ну, скажем, пари. Нам необходимо лишний раз увериться в правильности нашего выбора. Помните также, что вы можете сойти с круга в любой момент, причём никто не будет пригибать вашу добрую волю или высчитывать убытки. Ибо это также было частью игры: полнейшая моя свобода. Такая, что даже имя моё не было наглухо пристёгнуто к моей судьбе: Елена, Иола, Ёлка, Эгле, Эли – звучало в зависимости от ситуации, настроения и времени суток. Что я попросила от хозяев сразу: небольшой особняк ориентировочно в стиле шведских замков. Такая невысокая круглая башня из булыжника, прилепленная к двухэтажному корпусу, в нижней части которого помещается обширный холл для охраны, гардеробная и туалетные комнаты, а наверху – кабинет, спальня, библиотека, будуар (хм) и столовая, соединенные между собой в вытянутое кольцо. И чтобы стояла та башня посреди куртины с полевыми цветами, плавно перетекающей в нерегулярный английский парк – буйные заросли, струйные воды, живописные руины, романтичные беседки, чередование света и тени. И непременно имела внутри все привычные для меня удобства: холодную и горячую воду для ванны, тёплый клозет, кофейный полуавтомат, микроволновку и компьютер на сорок с лишком гигабайт. Всё это, натурально, был лишь набросок желаемого, ибо я не умею сопрягать архитектурные и технические детали. Ну и, естественно, – еду, посуду, шампуни и притирания, платья и куртки, которые не задевали бы мои пять чувств уж слишком сильно и уже одним этим доставляли тихую радость.