Ангелок

Маэкса Анна

Тишина снова сомкнулась. Каждый из них думал: неужели такое впрямь возможно? Если да, то в каком мире мы живём?

– Ты вроде сказал, что у твоего информатора и подозреваемый имеется.

– Имеется. Некто Воронов Владимир.

– Важная шишка? – Кем должен быть человек, чтобы замалчивались такие преступления?!

– Учитель.

– Кто-кто?

– Учитель. Преподаёт химию и биологию в обычной общеобразовательной школе.

– Кто родители? – Сомнительно, что сын олигарха и/или криминального авторитета пошёл работать в простую школу простым учителем, но это хоть как-то объяснило бы мощное покровительство.

– Тоже учителя, погибли в аварии. Его воспитывали бабушка

и дедушка, и эти уже умерли. В собственности у него только комната в коммуналке. Он поступил на бюджет, на третьем курсе женился, после университета устроился в школу. Комнату сдаёт. Живёт в квартире жены.

– Ничего примечательного.

– И не говорите. Но мой информатор уверен, что Воронов, как минимум, связан со всеми убийствами, а как максимум – и есть убийца.

Матвейчук давно понял, что информатор – кто-то из полиции, но проговаривать это вслух не стал.

– Почему Воронова все покрывают, твой информатор не знает?

– Не знает. – Макс понимал, что начальник понимает. – Он новенький.

– Как он вообще на Воронова вышел? Откуда-то же должны были подозрения взяться.

– Сразу в нескольких делах – улики, указывающие, что Воронов был на месте преступления, но все они благополучно терялись или забывались. Когда мой будущий собеседник не выдержал и поинтересовался, а какого, собственно, хрена, ему прямым текстом сказали: не лезь и не болтай, целее будешь. – Макс немного помолчал. – Парень честный, пошёл по призванию, а не звёздочки да хорошую пенсию зарабатывать. Тыкался с донесениями и жалобами в вышестоящие инстанции, везде одно и то же: отпусти и забудь. Вот он и написал мне.

Максу много кто писал, адрес его рабочей электронной почты секретом не был. Ему присылали самые разные истории – простые, путаные, сложные, банальные, непонятные, с явными недоговорками и откровенно лживые. Историю о покрываемом маньяке Макс сначала классифицировал как откровенно лживую, но всё-таки дочитал. Перечитал. Задумался. Текст был связный, правильный, но не отдающий искусственностью. Складывалось ощущение, что писал человек, старательно подбирающий слова, но не пытающийся что-то приукрасить или надавить на эмоции.

Матвейчук проницательно прищурился.

– Хочешь в командировку попроситься?

– Хочу. Отпустите?

Прищур Матвейчука стал приценивающимся.

– Надолго?

– На две недели.

– Много.

– Меньше нельзя, там разбираться и разбираться.

Как и большинство начальников, Матвейчук не особенно любил отправлять сотрудников в командировки, по крайней мере, за счёт «фирмы». Понимал, что надо, и мирился с этим, как с неизбежной необходимостью, но если можно было обойтись без командировки либо сократить её продолжительность, Матвейчук боролся до последнего. Ему вовсе не улыбалась мысль отпустить журналиста, который пишет лучше и больше всех, на полмесяца. Вся история с мега-маньяком походила на фантазии сумасшедшего. Даже слишком – настолько, что невольно рассуждаешь: уж если бы кто-то выдумывал про убийства, постарался бы изобрести что-нибудь правдоподобнее. С другой стороны, чего ожидать от сумасшедшего? Человеческие заскоки разнообразны и непредсказуемы. Но с третьей стороны, если история – правда, а не выдумка, будет убойная статья, всем сенсациям сенсация. Коллеги по цеху от зависти удавятся. «Вдобавок, может, только мы и осмелимся такое опубликовать, другие – замнут».

Розовых очков Матвейчук не носил отродясь, и мнение о своём издании у него было не завышенное, а объективное. Он не утверждал, что никакая сила в мире не сумеет сломить гордый и непокорный дух их интернет-еженедельника. Однако еженедельник был зубастый и огрызаться умел, что прочувствовали

на себе многие, кто пытался угрожать или иначе влиять на издание и его сотрудников.

– Чёрт с тобой, Комаров, поезжай.

***

Макс уже бывал здесь пару раз, но не подолгу – времени хватило лишь на то, чтобы понять, что вживую город гораздо симпатичнее, чем на картинках, которые первым делом выдаёт Интернет. Тут жила бывшая однокурсница Макса, Оля, и не просто жила, а трудилась пресс-секретарём УМВД по городу. Повидаться с Олей он планировал, но сперва надо поглядеть на Владимира Воронова, чтоб получить изначальное – пусть пока поверхностное – представление о вероятном противнике

Как выглядит Владимир, Макс знал, – нашёл того в соцсетях ещё до отъезда из Питера. Светить документами, проходя через школьную охрану, не хотелось, пришлось жертвовать временем – околачиваться вокруг школы, выжидая, пока из неё выйдет нужный человек. Когда нужный человек вышел, Макс нагнал его.

– Извините! Молодой человек!

Воронов впрямь и был молод, и выглядел молодо. Овальное лицо с чётко очерченными скулами, умеренно впалыми щеками, большими светло-карими глазами и по-детски полными губами. Он оказался высоким – примерно одного роста со 185-сантиметровым Максом. На дворе стояла середина мая, люди уже не носили сверхтёплую одежду, делающую любую фигуру если не бесформенной, то стёсанной; телосложение Воронова просматривалось хорошо – худощавый, но крепкий, подтянутый. Впрочем, чужая крепость Максима не пугала, он сам был не из хилых.

– Да?

– Вы в этой школе работаете?

– Да. – Светло-карие глаза смотрели с открытым любопытством.

– И как она? Хорошая? У меня друзья в этот район города собираются переезжать, перебирают варианты, рассматривают все за и против. Попросили меня узнать насчёт школы. А как я узнАю? У самого детей нет, знакомых, чьи дети сюда ходят, тоже нет. Вот, – Максим с притворным простодушием осклабился, – приходится к людям приставать. – И, укрепляя образ недалёкого, но доброго парня, добавил: – Извините.

– Ничего. – Воронов улыбнулся. – Школа у нас хорошая. Ну, не хуже многих. Конечно, сейчас во всех школах проблем хватает, в нашей тоже имеются, но хотя бы педагоги по всем предметам есть. И с детьми все стараются работать, чтоб никакого буллинга. Честно говоря, конфликты между ребятами всё равно бывают, но чтобы кого-то травили – нет. По крайней мере, учителя такого не замечают, а смотрим мы внимательно, глаза не закрываем. – Улыбка оборвалась усмешкой. – Да, вот вам и критерии хорошей школы: педагоги есть и дети в стаи для травли не сбиваются. – Он вздохнул, прям с искренним переживанием за отечественное образование. Встряхнулся, снова улыбнулся и повторил: – Школа у нас хорошая. – Почесал нос. – Мы стараемся.

– Выходит, школу рекомендуете?

– Рекомендую. – Воронов лучился нежностью.

Несмотря на весь свой цинизм, невысокое мнение о людях в целом и твёрдое понимание, что по внешнему виду судить нельзя, Максим подумал, что его информатор ошибся. Что не может быть убийцей человек, который столь трепетно относится к благородному делу обучения и воспитания детей.

– Володя! – окликнула девочка, вышедшая из школы. – Володь!

Она подбежала к ним, и Максима поразила перемена в лице Воронова. Только что бесхитростный энтузиаст рассказывал о любимой школе, и вдруг помрачневший собственник хмуро глядит на свою собственность и ещё хмурее на потенциального конкурента, которого, похоже, внезапно узрел в Максиме. Воронов напрягся, лицо помрачнело и теперь вполне походило на физиономию человека, способного убивать без колебаний.