Ангелотворец
Шрифт:
Джошуа Джозеф мужественно, молча терпит тошноту. Гарриет Спорк наклоняется к мужу, и тот на скорости пятьдесят миль в час резко сворачивает направо. Шины будто прикипели к асфальту и ни на миг не отрываются от земли. Мэтью свирепо улыбается жене, ее румяным щекам и всегда чуть приоткрытому рту.
Двадцать минут спустя чопорные жилые дома сменяются высокими многоэтажками. Еще через десять на смену высоткам приходят гаражи и склады, и вот они уже катят мимо широкого пастбища. В лунном свете Джошуа Джозеф замечает сидящую на заборе городскую лису.
– Ну, Джош, приехали.
Они выходят из машины. Пахнет январским морозцем и костром. Вокруг стоят высокие заброшенные здания, с реки доносится скрип понтонного моста. Ноги хлюпают по грязи, находят гравий. Отец
Они входят, и он закрывает за ними дверь. Небольшая лестница ведет в узкий сводчатый туннель. Каблуки Гарриет стучат по полированному бетону.
– Где мы?
– Ты же знаешь, малец! Ты сам нашел адрес!
– Да, но что это за здание?
– Видишь ли, иногда – в определенные годы и определенные времена года, – бывает так, что достойнейшие господа, управляющие великими державами, не могут найти общий язык. И дабы никто не причинил им физического вреда, все правители, владельцы банков и президенты строят для себя подземные убежища, где можно спрятаться от чего угодно. – Он ведет их по короткой узкой лестнице. – А еще существуют коммунальные службы. Знаешь, что это? Канализация, трубы водоснабжения, коллекторы и прочее. Так вот, эта постройка еще со времен королевы Виктории принадлежала Королевской почте Ее Величества. Смею полагать, наверху даже не догадываются, что это государственная собственность, настолько наплевательски они привыкли к ней относиться. В те времена почта была чудом, подлинным чудом, Джош, а столичная и подавно. Для нее построили собственную маленькую железную дорогу и пневматическую доставку – систему трубопроводов и вакуумных насосов, приводимых в действие паром. Гениально! И, конечно, для обслуживания всего этого хозяйства проложили туннели высотой в человеческий рост. Все это теперь закрыто, запечатано, замуровано и застроено, по крайней мере, так думает Лили Ло; мы-то, жители Ночного Рынка, знаем, что это не так. Парижане гордятся своими катакомбами, однако их катакомбы – ничто по сравнению с сокровищем, что покоится под Лондоном.
В тот самый миг, когда отец произносит эти слова, Джошуа Джозеф различает звуки музыки. Где-то впереди и сбоку чуть брезжит слабый электрический свет; пахнет копчеными колбасками и мускатным орехом, духами и теми цветами, что его мать выращивает на кухонном подоконнике.
Они сворачивают за угол, и перед ними распахивается Ночной Рынок, похожий на украшенную фонарями главную улицу средневекового города. Всюду ручные генераторы и тусклые лампочки. Палатки, лотки и витрины рядами уходят вдаль; все вместе напоминает огромную продолговатую чашу или остов корабля; сотни торговцев и лоточников, привлекая внимание покупателей, наперебой выкрикивают названия и цены своих товаров. Сквозь это море Мэтью Спорк ведет жену и сына, собирая радостные приветствия и восхищенные взгляды.
Красные бархатные стены и вельветовые кресла; картины маслом, золотые монеты, корнуоллские пирожки и чай; табачный дым, мятное желе и турецкий кофе; пожелтевшие от времени игральные карты и шахматы. Ночной Рынок – все это сразу, но в первую очередь это его отец и Дядюшки, что до поздней ночи сидят среди мягких подушек, едят пахлаву и пышки, травят байки и отвечают на вопросы маленького ошарашенного мальчика, пока его мать улыбается и сплетничает с Тетушками. Здесь все приходятся тебе либо Дядюшками, либо Тетушками, а еще кузенами и кузинами – как те мальчик и девочка, что сидят рядом, подопечные дядюшки Ионы, единственного мужчины в деловом костюме. Его кривоватая улыбка, подобно лучу маяка, то и дело падает на лица детей.
Джошуа Джозеф предельно вежливо спрашивает, почему ни у кого здесь нет фамилий. Мэтью косится на широкоплечего, очень худого человека – владельца сего заведения по прозвищу Тэм. В дневное время суток он продает состоятельным господам одежду и инвентарь для охоты и рыбалки. Хотя Тэм держит собственный магазинчик, он охотно доставляет товары клиентам на дом,
– У завсегдатаев Ночного Рынка, Джошуа, – начинает дядюшка Тэм, кивая большой головой и прихлебывая виски, – то есть у таких людей, как мы с тобой, очень плохо с памятью на имена. Да и вообще с памятью. Важные вещи, мы, безусловно, помним, а все остальное стараемся забывать – чтобы ненароком не сболтнуть лишнего. Ночной Рынок называется так не только потому, что открывается после захода солнца. Все здешние дела ведутся во мраке. Тени и туман застилают глаза и мысли, дабы мы не видели того, о чем не стоит помнить. Если ты понимаешь, о чем я.
Джошуа Джозеф не понимает.
– Что ж. Мы родом из Корнуолла, так? Мои прапрадеды были кораблекрушителями. Знаешь, кто это?
– Пираты?
– Хм-м, и да и нет. Пирату приходится изрядно попотеть, чтобы получить свою добычу, Джошуа. Он берет суда на абордаж, проводит дни в сражениях, рискует сложить голову в битве или отправиться на виселицу. То ли дело кораблекрушитель! Это спокойный и деловой человек. Всю работу за него делает береговая линия, надо лишь заманить сборщика податей… Ты знаешь, кто такой сборщик податей?
Джошуа Джозеф кивает: ему в самом деле известно, что сборщика податей ненавидят и честят все его знакомые без исключения. Это такая злая фея, которая набивает сундуки социалистов и банкиров чужим добром.
– Так вот, он заманивает на скалы корабль сборщика, груженый данью – золотом и ромом, – а потом все это добро прибивает волнами к берегу. А иногда прибивает и самого сборщика и всех его подчиненных мытарей – так тоже называют сборщиков податей, – и многие из них женились на кораблекрушительницах и до конца дней своих пили ром на пляже, потому что мытари тоже люди, верно?
Словом, кораблекрушитель работает в темноте: если придет шериф, он не разглядит в потемках лиц его подельников и при необходимости готов будет поклясться на Библии, что толком не видел, кто именно принес дань на берег и кто ее унес. Итак… как меня зовут?
Джошуа Джозеф мешкает.
– Что-то не припоминаю.
– Молодец! Так держать. Сиди рядышком, слушай и мотай на ус, пока твой папа занимается делами.
И Джошуа Джозеф действительно мотает на ус, постигает странную науку Рынка: Тэм и Каро учат его премудростям вскрытия замков и грабежа, азам кулачного боя – Ларс по кличке Швед, тошерству – все подряд. А от их сыновей и дочерей, жен, братьев и матерей он узнает, как отличить фальшивую купюру от настоящей, копию картины от оригинала, новодел от подлинной кушетки времен Людовика XIV; как понять, что человек употребляет наркотики, пытается тебя обсчитать или зарывается, и как правильно поставить его на место; как влезть по старому водостоку, не выдрав его из стены; как изменить внешность; как раствориться в людном месте. Ночной Рынок полон тех, кто все это умеет и готов объяснить сыну Мэтью Спорка за свежим пончиком из стального чана дядюшки Дугги (дядюшка Дугги – боксер и силач, настоящий ливерпульский Геркулес, неравнодушный к жареному).
Для Джошуа Джозефа, возлежащего на шелковых подушках с липкими от сахара и корицы, шоколада и джема пальцами, Ночной Рынок – место, где восхитительно кормят и творят тайную магию. И все это великолепие теперь в его полном распоряжении: выбирай что хочешь. Со временем он узнает, что он – бездарный живописец, зато вполне сносный реставратор, что особого таланта к взламыванию замков у него нет, зато он без труда может справиться с любой поломкой. Математика ему не дается, и никогда ему не быть букмекером (так что нечего и пытаться), зато он становится принцем среди детей младше десяти лет, вершит правосудие и узнает о пользе нагоняя за липкие от сахарной пудры руки во время действующего запрета на пончики (ему тут же преподают урок по уничтожению липких и любых других «пальчиков»). Мэтью Спорк на седьмом небе; в его счастье обретает свое и Гарриет. Не рад лишь отец Мэтью, Дэниел. Дедушка Спорк опасается, что пострадает учеба, да и вообще недолюбливает Ночной Рынок, хоть и не говорит прямо, почему.