Ангельский грешник
Шрифт:
В Крыму у них несколько владений: два на побережье в Кореизе, по одному в Кокозе и Балаклаве. Еще, причуда отца: скалистая гора Ай-Петри на Южном берег,у которую он подарил матушке на день рождения несказанно ее развеселив. Унаследованную от матери главную кореизскую усадьбу с чудесным парком, спускающимися террасами к морю садами и виноградниками отец украшал сам. Накупил невероятное количество статуй, нимф, наяд, богинь, уставил ими весь парк. Устроил на берегу купальню с бассейном, вода в котором подогревалась, купаться в нем можно было круглый год.
Матушка предпочитала расположенное в пяти верстах от Кореиза кокозское имение. Место удивительное!
«Кокоз» в переводе с татарского «голубой глаз». Цвет глазури был повсюду: в убранстве столовой, красно-сине-зеленой обивке мебели, мозаике скульптур, восточных коврах на полу и диванах. Свет в большую столовую проникал сквозь витражи в потолке. Вечерами в них искрились звезды, волшебно сливаясь с мерцанием свеч на столе. В центральной стене в точности был воспроизведен воспетый Пушкиным «плачущий» фонтан из бахчисарайского дворца крымского хана, вода в нем перетекала каплями во множестве чаш из одной в другую – волшебство!
Кокоз любила императорская семья, часто наезжала сюда: побродить по окрестностям, пособирать цветы, поохотиться в горах где водились лоси. Государь с удовольствием ходил с ним и братом ловить рыбу на запруду, шумно радовался каждой удаче.
Однажды на верховой прогулке мимо него проехала в легком ландо дама почтенных лет сопровождаемая прелестной девочкой его возраста, взгляды их встретились. С забившимся сердцем он остановил лошадь, долго смотрел им вслед . Едва дождавшись следующего дня проделал тот же путь – незнакомки не появились. Каково же было его изумление, когда среди пожаловавших к ним на следующую неделю с визитом великого князя Александра Михайловича с супругой, великой княгиней Ксенией Александровной, он увидел юную прелестницу оказавшуюся их дочерью Ириной.
После завтрака он позвал ее на балкон полюбоваться видами. Она стояла рядом облокотясь на балюстраду в белом шелковом платье напоминая в профиль древнюю камею. Спросила с усмешкой:
– Это правда, что о вас говорят?
– Что именно?
– Ну, эта ваша шутка с эмиром Бухары?
– Успели рассказать! = возмутился он.
– Да, в подробностях… – быстрый взгляд из-под ресниц. – Я бы такое про вас не подумала…
Шутка была в его духе. Отец пригласил после удачной охоты перекусить гостившего у них бухарского эмира со свитой. Обедали весело, под конец подали кофе с ликерами. Как часто с ним бывало, ему ни с того ни с сего захотелось подурачиться. Помчался к себе, достал из ящика бюро привезенные из Парижа сигары с сюрпризом, трещавшие при раскуривании, положил на поднос ничего не подозревавшего камердинера. Тот внес поднос в столовую, обедавшие приятели отца спросили у эмира позволения закурить. Едва раскурили сигары – ружейный треск, паника, кто-то с испугу кинулся вон подумав о покушении.
Досталось ему тогда от отца по полной. А эмиру шутка пришлась по душе, перед отъездом приколол ему смеясь на грудь полупудовый бухарский орден, после чего сфотографировался с ним у «бахчисарайского фонтана».
2.
Летом 1902 года родители отправили его в сопровождении учителя по искусству Адриана Прахова
Начали они с Венеции. Пекло нестерпимо солнце, нечем было дышать. В узких протоках, по которым их возил похожий на пирата горбоносый гондольер, пахло морскими водорослями и отхожим местом. Неутомимый коротышка Адриан с огненно-рыжей бородой таскал его по церквам и музеям. Пристроившись в изнеможении где-нибудь на скамье он слушал рассеянно, как тот объяснял на чудовищном французском окружившим слушателям, кем заказана картина или настенная фреска, что именно хотел выразить своей работой мастер, кто ему позировал.
В Неаполе они остановились в гостинице «Везувий». Жара не спадала, до вечера он не вылазил из номера. Скучал, пробовал читать, смотрел на часы, дожидаясь когда вернется бегавший по неаполитанским знакомым Адриан, которого он величал шутливо «дон Адриано», а тот его «дон Феличе». На закате, когда становилось чуточку прохладней, выходил на балкон. Разглядывал прохожих, с кем-то пробовал объясниться через пень-колоду на итальянском. Одолевала скука, зрела обида на учителя: какого дьявола оставляет его одного?
Однажды возле гостиницы остановился фиакр высадивший двух дам. Он помахал рукой кучеру, тот, спустившись, подошел к балкону. Молодой парень в кепке, неплохо говорит по-французски.
Он признался, что скучает в одиночестве.
– Можешь покатать меня ночью по Неаполю? Свозить куда-нибудь в веселое место?
– В веселое? – ухмыльнулся парень. – Устроим. Ждите меня в одиннадцать.
Приехал вовремя, свистнул снизу. Он запер номер, прошел на цыпочках мимо соседней двери, за которой, спал без задних ног гулена-учитель, рванул вниз по лестнице. Уселся в фиакр ничуть не заботясь, что в кармане ни гроша.
Поплутав какое-то время по темным закоулкам коляска остановилась у небольшого строения с тусклым фонарем над входом. Возница постучал в дверь, она тут же отворилась.
– Я сейчас, синьор, – подтолкнул его внутрь парень. – Лошадь только привяжу.
Он проследовал с замиранием сердца по полутемному коридору, шагнул через порожек в освещенную залу с плюшевыми диванами, зеркалами по стенам и свисавшими с потолка чучелами животных включая крокодила с улыбчивой зубастой пастью.
– Бонджорно, бонджорно! («Добрый вечер, добрый вечер!» – ит.) – двинулась ему навстречу накрашенная толстуха с темными усиками на верхней губе. Схватила за руки, прижала пылко к необъятной груди. – Oh, meraviglioso ragazzo! («О-о, чудный мальчик!» – ит.)
В залу входили переговариваясь и смеясь девицы, кто в наряде баядерки, кто в матроске, кто в цветном детском платье, кто вовсе без всего. Показавшийся в дверном проеме кучер
прокричал весело:
– Гуляем, синьор!
Их усадили за стол, откупорили бутылку. Толстуха, оказавшаяся хозяйкой заведения, чокнулась с ним наполненным стаканом:
– Evviva! («Будем здоровы!» – ит.)
Мимо прохаживались вихляя бедрами и кокетливо поглядывая пахнувшие дешевыми духами красотки. Одна, чернокожая, в чем мать родила, села ему на колени, пощекотала за ухом, что-то произнесла обернувшись к подругам, в ответ послышался заразительный смех.