Ангелы-хранители
Шрифт:
— Связь очевидна, — сказал Тревис. — На скрипке играют, а на кассетнике воспроизводят музыку. Прекрасный пример ассоциативного мышления у собаки, но ведь это ни о чем не говорит.
— А я уверена, что это не так, — сказала Нора. Обращаясь к Эйнштейну, она спросила: — Кто-то, кто был с тобой раньше, играл на скрипке?
Пес молча смотрел на нее.
Нора задала еще один вопрос:
— А у твоего предыдущего хозяина был такой кассетный плейер?
Собака не сводила с нее глаз.
Нора сказала:
— Может
Пес моргнул и заскулил.
— Ладно, — сказала Нора. — Есть здесь другая картинка, которая ассоциируется со скрипкой и кассетником?
На мгновение Эйнштейн остановил взгляд на фотографии кассетника, затем прошел два ряда картинок и остановился у рекламы «Блю Кросс», где доктор в белом халате стоял у кровати, на которой молодая мать держала на руках новорожденного. Доктор и женщина улыбались, а младенец был серьезен и невинен.
Опустившись на четвереньки рядом с ретривером, Нора спросила:
— Это похоже на семью, в которой ты жил?
Пес уставился на нее.
— И в этой семье были отец, мать и маленький ребенок?
Собака продолжала смотреть на нее немигающим взглядом.
Сидя на полу, прислонившись к дивану, Тревис сказал:
— Ребята, мы тут, видимо, имеем дело со случаем реинкарнации. Наверное, старик Эйнштейн был кем-то из этих людей в прошлой жизни.
Нора не посчитала нужным отвечать на эту остроту.
— Ребенком, который играл на скрипке, — не унимался Тревис.
Нора прервала его:
— Ладно. Так у нас ничего не получается. Простое совмещение картинок ничего не дает. Надо придумать способ задавать ему вопросы о картинках и получать ответы.
— Дай ему ручку и бумагу, — посоветовал Тревис.
— Хватит острить, — сказала Нора, раздражаясь на него больше, чем на собаку.
— Сам знаю, что хватит, но выходит-то сплошное идиотство.
Нора задумчиво посмотрела в пол, затем внезапно подняла голову и обратилась к Эйнштейну:
— Ты ведь умная псина. И хочешь это доказать. Приятно же постоянно видеть восхищение и уважение со стороны окружающих. В таком случае сделаем вот что: ты научишься отвечать на мои вопросы просто: «да» или «нет».
Собака выжидательно смотрела на нее.
— Если хочешь сказать «да», повиляй хвостом, — сказала Нора. — Но только когда хочешь ответить утвердительно. Постарайся не делать этого по привычке или от избытка чувств. А когда захочешь сказать «нет» — пролай один раз.
Тревис сказал:
— Два раза будет означать «Я лучше погоняюсь за кошками», а три раза — «Принесите мне пива».
— Ты его не путай, — резко сказала Нора.
— А ему меня путать можно, да?
Но ретривер даже не взглянул на Тревиса. Он не сводил своих больших коричневых глаз с Норы, которая еще раз объяснила ему, как отвечать.
— Ну хорошо, — сказала она. — Давай попробуем. Эйнштейн, ты все понял?
Ретривер
— Это он случайно, — заметил Тревис. — Без понятия.
Нора задумалась на мгновение, формулируя вопрос, а потом обратилась к собаке:
— Знаешь, как меня зовут?
Хвост пришел в движение.
— Меня зовут Элен?
Пес тявкнул. Нет.
— Мери?
Нет.
— Нона?
Ретривер закатил кверху глаза, как бы упрекая ее в неверии в его понятливость. Тяв.
— Меня зовут Нора?
Эйнштейн быстро завилял хвостом.
Засмеявшись от восторга, Нора села рядом с Эйнштейном и обняла его за шею.
— Будь я проклят, — сказал Тревис, подползая к ним.
Нора показала на фотографию, которую пес все еще придерживал лапой.
— Ты выбрал эту картинку, потому что она напоминает тебе о твоих прежних хозяевах?
Нет.
Тревис спросил:
— А ты вообще когда-нибудь жил в семье?
Эйнштейн тявкнул.
— Значит, твое внимание привлекла женщина?
Нет.
— Мужчина в белом халате?
Хвост задвигался. Да, да, да.
— Он жил у врача, — предложила Нора. — У ветеринара, наверное.
— Или у ученого, — сказал Тревис, вдруг почувствовав, что нащупал правильную версию.
При слове «ученый» Эйнштейн завилял хвостом.
— Ученый из лаборатории, — сказал Тревис.
Да, да, да.
— Ты — лабораторная собака? — спросила Нора.
Да.
— Подопытное животное, — подсказал Тревис.
Да.
— И поэтому ты такой умный.
Да.
— Потому что над тобой делали опыты.
Да.
У Тревиса заколотилось сердце. Общение состоялось, и не на том весьма приблизительном уровне, на каком оно происходило в тот вечер, когда пес сложил вопросительный знак из галет. Сейчас они могли уже сообщать друг другу вполне конкретные вещи. Сейчас они почти разговаривали — втроем, — и вдруг Тревис понял, что это все меняет. Мир, в котором люди и животные обладают одинаковым интеллектом и живут наравне, имеют равные права, испытывают похожие надежды и видят похожие сны, уже не может оставаться прежним. Конечно, скорее всего это — преувеличение. Не всем животным дарованы человеческое сознание и умственные способности, а всего лишь одной собаке; экспериментальному животному, возможно, единственному в своем роде. Но… Господи! Господи! Тревис с благоговением смотрел на ретривера, и по спине у него побежал холодок — но не от страха, а от встречи с неведомым.