Ангелы Монмартра
Шрифт:
Вспышкой обожгло видение: его собственное безвольное тело падает на этот листок – вот он, рыжий, распятый на груди внезапным давлением воды… Оседают брызги, успокаиваются круги на поверхности. Серое утро сохранит тайну смерти. Ранний прохожий, окинув рассеянным взглядом водную гладь, не заметит утопленника. Лишь тот самый лист вынырнет из-под тяжелого тела, всплывет на поверхность и закачается среди мелких буро-зеленых волн.
Неожиданно для себя, последним усилием воли – тем самым, страшным, свойственным самоубийцам или отчаянным храбрецам, – Анж отбросил все мысли, кроме одной: назад пути нет.
Смерть позвала
Интересно, испытывает ли тонущий боль?..
Дежан резко поднялся на носки и уперся ладонями в перила. Одно движение – и будет короткий полет, погружение, последняя отчаянная попытка всплыть; в легких забурлит горькая вода, и на сведенных предсмертной судорогой зубах в последний раз хрустнет речной песок.
Глаза застлала густая пелена, всё вокруг исчезло, словно голову Дежана обернули невесомым белым полотном.
Господи, как же близко…
…Нечто молниеносно возникло из тумана, решительным штрихом закрыло, перечеркнуло наискосок Сену, заставило художника отшатнуться назад. От неожиданности не сумев удержать равновесие, он оступился и неуклюже сел у перил…
Несколько долгих секунд длилось прозрение. И когда окружающее стало обретать четкость, Анжелюс поверил в призраков.
Напротив него в зыбком колыхании дымки проявился силуэт, отдаленно похожий очертаниями на человеческую фигуру, но несравненно более стройный, воздушный, осененный божественной завершенностью. Неземное существо замерло на перилах моста, слегка касаясь погасшего фонаря, – оно казалось менее реальным, но вместе с тем было живее и прекраснее окружавших его статуй.
Художник не решался поднять взгляд. Испуганная фантазия дополнила мельком замеченный образ. Вдруг показалось, что силуэт приобрел гигантские размеры, и теперь сверху взирает исполненный ярости ангел – не воздушный силуэт, но исполин. Тяжелые, будто мраморные плиты, крылья его замерли над головой, а в могучих руках полыхает широкий вавилонский меч.
Ангел не двигался.
Единственное, что смог заметить под этим углом зрения Анжелюс, – часть перил и…
Только Господь знает, чем можно спасти истинного художника: достаточно позволить несчастному увидеть совершенство.
Стопа ангела была маленькой, смуглой, с изящно выгнутым сводом. Натянутое звонкой струной ахиллово сухожилие в тени миниатюрного холмика щиколотки почти незаметно перетекало в маленькую крепкую пятку. Пальцы длинные, с чуть загнутыми вверх перламутровыми ноготками, казались созданными античным скульптором – точеные, без малейшего признака отеков, причиняемых тесной обувью. Положительно, такая ножка не могла принадлежать суровому ангелу-воителю.
Кем бы ни было это создание, оно только что спасло художнику жизнь.
– Мсье Дежан! – зазвенел сверху знакомый голос. – Стыдитесь. Быть может, я вам этого не прощу.
Анжелюс нашел в себе силы поднять глаза. Но и тогда поверил не сразу.
Орфелина – странное имя…
Он никогда не видел ее лица. И сейчас оно пряталось под призрачно-бледной венецианской маской «вольто». У девы уже не было кольца-серьги, розы в черных волосах и гротескно пышной юбки. На незнакомке белело трико, смахивающее на цирковую униформу акробата: эластичную ткань
Осознав свое унизительное положение, Анж отчаялся. И почти возненавидел деву за то, что она застала его… Ведь стоило броситься в воду всего на мгновение раньше! Но теперь обжигающее чувство позора окончательно раздавило художника, лишая мужества шагнуть через перила и утопиться на ее глазах.
– Мсье заставляет даму повторять дважды.
Ей нужен ответ, подумал Дежан.
– Прошу прощения, – почти прошептал он. – Я вовсе не хотел испугать вас.
– Я не боюсь мертвецов! – твердо ответила девушка.
Художник задохнулся от неожиданности: она издевается. На мгновение Анжелюс почувствовал слабость в теле, будто бы оно разом очистилось от всех чувств и переживаний. Потом опустошенную оболочку плоти захлестнула ледяная, болезненная ярость.
– Вы ведете себя так, словно я вам чем-то обязан. Могу разочаровать: ничего подобного не испытываю. К тому же, мадемуазель, не знаю, кто вы, и далек от мысли набиваться вам в друзья.
Неожиданно девушка оступилась на перилах, но ее тело с привычной ловкостью вернуло равновесие. Незнакомка обратила бледную маску к такой же побледневшей под утро луне и крест-накрест обхватила руками свои тонкие плечи. Глаза ее необычно блеснули – наверное, в них отразился первый солнечный луч.
– Очень жаль, Анжелюс, – голос девушки задрожал. – Ты не узнал меня.
– Вы – танцовщица из «Кролика», – холодно отметил он.
Неуловимым движением, без видимых усилий, она плавно соскользнула с перил и замерла перед художником. Вот так – только что была там, и вдруг уже придвинулась вплотную – глаза в глаза. От маски повеяло легким запахом фиалки. Веки девушки дрогнули; она зажмурилась и резко запрокинула голову. Анжелюс увидел, как из-под маски к вискам покатились слезы.
– Ты жесток, Анжелюс.
– А вы?!
– Ты не мертвец, – эхом отозвалась она. – Ты жив. И я рядом.
– Рядом? Зачем? – Вопрос показался крайне нелепым. Анж ощутил, как горячей волной накатывает неожиданное счастье…
Опомнись, одернул себя художник. Разве ты уверен, что пришел вчера в «Резвый Кролик» не ради надежды увидеть ее? А дуэль с Моди была из-за уязвленного самолюбия, не больше?!
Нет, нет!..
– Глупец! – прошептала она. – Неужели не помнишь?.. Едва повзрослев, сколько раз ты видел во сне тот единственный образ и просыпался разочарованный, что это не наяву? И боялся раскрыть глаза, чтобы из памяти не ускользнуло вдохновившее тебя лицо. Во сне ты помнил заветное имя, но утром стонал, вспоминая среди множества женских имен единственное, выброшенное изменчивой памятью. Так ли призрачны были руки, что касались твоего лица? Правда ли, что ты можешь отличить то прикосновение от других? Прошу, закрой глаза…