Ангелы Монмартра
Шрифт:
– На этом рынке у меня мало знакомых торговцев. Если не возражаете, уважаемый барон… – Фредэ любезно улыбнулся и тронул поводья.
Пижар отступил, немного подумал и произнес вслед папаше:
– Предложение! Одно выгодное предложение! – Увидев, что Фредэ остановил Лулу, барон воодушевленно продолжил: – Если, конечно, вы предложите пообедать в вашей компании…
– Действительно выгодное? – навострил уши папаша.
– Без сомнения! Уверяю вас! – Барон потряс в воздухе мешком, в котором тяжело перекатились загадочные шары.
Надеюсь, это не высушенные индейцами человеческие головы, подумал со вздохом Фредэ.
– Ну, что же, приглашаю вас в «Резвый Кролик». Надеюсь, мы успеем
На Холме Пижара считали если не сумасшедшим, то настоящим чудаком. Кажется, он когда-то служил на флоте. А может, и не служил. И вовсе не был бароном. Или все-таки был?! Впрочем, эти вопросы никого не интересовали. Живая легенда Холма, он почти всегда носил английскую матросскую куртку, линялые брюки клеш и засаленную капитанскую фуражку без кокарды. Неискушенному взгляду барон вполне мог показаться хозяином какой-либо баржи или ботика, которые днем сновали вверх-вниз по Сене, а ночью застывали у незаметных причалов. Пижар занимался иным – готовил мальчишек склона Холма – Маки – к дальним странствиям, учил их плавать. Приличных водоемов поблизости не было, поэтому барон укладывал малышей на деревянные топчаны и предлагал им отчаянно махать руками и ногами, от чего дети приходили в неописуемый восторг. Наверняка их воображение живо рисовало лазурные соленые волны, в которых они резвятся подобно рыбам тропических широт.
И никто кроме Пижара не умел рассказать лучше о таинственных землях, о полной приключений жизни пиратов и контрабандистов. И никто кроме веселого дяди Пижо не умел делать такие замечательные деревянные кораблики…
Беседу продолжили под бараньи ножки, тушенную по-немецки капусту и стайку жареных рыбешек, аккуратно выложенных косяком на продолговатом блюде. Опасаясь чужих ушей, Пижар попросил Берту-Бургиньонку, жену папаши Фредэ, временно закрыть «Кролик» для посетителей.
– Внимание! – торжественно произнес барон и извлек из мешка нечто похожее на панцирь черепахи, раздутый до формы шара. Причем предмет был снежно-белым и переливался маслянистым глянцем. То, что этот сосуд предназначен для хранения жидкостей, Фредэ понял сразу: прямо в поверхность была вбита винная пробка.
– Керамика? – полюбопытствовал папаша.
– Скорлупа ореха той-той. Очень редкий плод Центральной Америки. В таких емкостях индейцы хранили священные жидкости.
Фредэ с недоумением взглянул на Пижара.
– Объяснитесь, любезный барон. А то невесть что подумаю…
Пижар улыбнулся.
– Вот и не думайте. Просто мы сейчас выпьем. Должен предупредить, что сок содержит достаточное количество алкоголя…
Понятно. Фредэ чуть слышно вздохнул, разочарованный размером емкости.
– Нужен кувшин с чистой водой, – заметил Пижар и принялся сосредоточенно ковырять ножом плотно пригнанную пробку. – Следует разбавить.
– Мой любезный друг, да вы шутите!
Барон пожал плечами и плеснул в стакан Фредэ вязкую буроватую жидкость – немного, всего на толщину мизинца.
Папаша браво осушил стакан. И понял о своей ошибке за мгновение до того, как в пылающей гортани погибли все микроорганизмы. На него разом навалились вкусы и запахи тропиков мира; он ощутил вулканическую горечь всех видов перца одновременно.
Потом произошло нечто странное.
…Скорлупа ореха в руках Пижара вдруг стала походить на маленький перламутровый череп с поблескивающими провалами глазниц. Потом череп, а за ним и венский стул с бароном начали быстро отдаляться и словно бы исчезли за горизонтом. Вокруг потемнело. Стены «Кролика» мгновенно раздвинулись, впустили внутрь
Сплетенные растения, увенчанные мерцающими во тьме бутонами оранжевых цветов, зашевелились, и Фредэ почувствовал приближение хищника. Ягуар выходил из зарослей медленно – сначала появилась лапа, потом тяжелая голова, широкая грудь. Зверь будто рождался из упругого лона джунглей. В кромешной тьме, слегка подсвеченной бликами от невиданных бутонов, ягуар казался темнее деревьев, чернее земли и самой ночи. Зашелестела сельва, где-то закричали встревоженные попугаи. Во всем увиденном Фредэ почувствовал нечто знакомое. Он когда-то уже бывал в странном мире высоких стеблей и горящих во тьме глаз.
Многочисленные обезьяны неподвижно сидели в зарослях и глядели в одну точку – туда, где едва слышно крался ягуар.
Руссо – слово пролетело над ночными океанами и сельвой, легким оттенком понимания прикоснулось к воспаленному сознанию Фредерика Жерара. Таможенник Руссо, странный гений, полубезумный художник – это его мир…
…В джунгли извне проникло нечто чужеродное, пышущее яростью и вместе с тем тяжкой усталостью. Появились люди, живые, реальные, с резким запахом огня, пота, засохшей крови, одетые в рванье и проржавевшее железо. Их было много; они с молчаливым упорством вспарывали джунгли тяжелыми тесаками. На их доспехах змеились царапины, и глубокие вмятины сливались с гравировкой узоров. Зияли дырами черные от грязи ботфорты. Толпа была странной, разношерстной, полудикой, но соединенной единой волей к давно утратившему смысл движению вперед.
Сознание Фредэ заработало с новой силой, в попытке подобрать слово-ключ к сущности этих людей.
Океан. Континент. Сельва. Ягуар.
Испанцы?!
Пираты!
Фредэ подхватило потоком воздуха и в мгновение отнесло далеко на восток. Внизу резкими вспышками засиял океан, и мало доброго было в этих сполохах…
Шел ночной бой. Еще издали послышался треск дерева, оглушительный плеск воды и грохот рвущихся ядер. Затрепетали алые кресты на вымпелах плавучих крепостей и белые лилии на флагах легких каравелл. Крестоносным галеонам приходилось туго. Криков было мало: под лавиной картечи и крутящихся со свистом брандскугелей раненых почти не оставалось. Вдруг Фредэ понял, что именно здесь, сейчас, в этом неведомом сражении решалась судьба сельвы, жутких неподвижных обезьян и ночной птицы, терзающей падаль.
Время превратилось в якорную цепь, и сейчас из черной, густой, как смола, воды, появилось новое звено – новый рассвет в новом мире.
Яростное солнце полыхнуло над волнами. Каравеллы под флагами с лилиями устремились на север. Позади оставались груды чадящего дерева и сотни обожженных трупов в изумрудных волнах.
А на берегу, на белом песчаном пространстве меж океаном и сплошной стеной зелени, в ужасе и благоговении замерло множество людей. Их одежды из перьев невиданных птиц едва заметно колыхал утренний бриз. Впереди, на самой кромке прибоя в распахнутой на груди узорчатой одежде стояла тонкая смуглая девушка. Ее руки были крепко скручены кожаными ремнями. Невероятно, до боли прекрасная, она должна скрепить своей кровью жестокий договор небес и людей о том, что никогда, никогда пирамиды ее страны не будут разрушены злобной волей бледных полубогов.