Ангелы на кончике иглы
Шрифт:
Он притянул жену за руку к себе и поцеловал в щеку. Зинаида улыбнулась Якову Марковичу.
– Умоляю, недолго. Ты должен меня слушаться. Это я говорю как врач.
– Ты не врач, Зинуля, а жена ответработника.
Она с показной обидой надула губы и тихо притворила за собой дверь.
– Что там творится, рассказывай! – жадно набросился Макарцев на Якова Марковича, едва жена исчезла за дверью. – Кстати, я на досуге прочел твою статью «Писатели – идеологические бойцы». Дельно, и главное, правильные
– Писатели, – пробурчал Раппопорт, – бывают двух категорий: те, за кого пишут, и те, кто пишет за других.
– Но есть ведь и настоящие писатели?
– Боюсь, они не бойцы идеологического фронта…
– Ну их к Богу! – Макарцев сделал вид, что понял иначе. – Нам хватает хлопот с нашими писателями. О них и будем думать…
– Если так…
– Вот что, Тавров. Расскажи лучше о субботнике. Какой план действий дальше?
– Что рассказывать?… Соцстраны нас, конечно, поддержали. Весь наш лагерь выйдет с лопатами. Куда уж дальше?
– Да, это размах! Ай да жилу раскопал! Вот это, я понимаю, журналистика! От души поздравляю! Погоди вот, выйду из больницы, поставлю вопрос о том, чтобы представить тебя к премии Союза журналистов…
– Не надо. Не надо премии, – замахал руками Раппопорт. – Ты лучше Ягубова умерь…
– Мешает? Вот сукин кот! Не понимает важности мероприятия. Ну и кругозор у моего зама!
– Не об этом. Он понимает!… Я знаю, антисемитом быть необходимо…
– Чепуха!
– Но нельзя же так в лоб…
– Вот сволочь! Не бойся, Яков Маркыч! Пока я главный редактор этой газеты, тебя никто пальцем не тронет, так и знай!… Вот что… Готовь-ка доклад к очередному партсобранию о требованиях идеологической работы в новых условиях.
– Я – свой доклад на собрании?
– Ты, ты! Ягубову дам указание. Тебе это важно для партийного авторитета. На собрании будут представители райкома, горкома, ЦК.
– Пожалуйста, мне что – жалко?
В разговоре возникла пауза, и Яков Маркович снова подумал, зачем он все же понадобился Макарцеву. Не для того же, в конце концов, чтобы поздравить с рождением идеи юбилейного субботника! И уж тем более не для того, чтобы поручить доклад на партсобрании. Неужели опять он беспокоится о той папке?
– Кстати, чтобы не забыть, Тавров, – Макарцев прервал молчание, поморщился от боли. – Помнишь о папке?
В больнице Макарцев то и дело возвращался к ней мыслями. Маркиз де Кюстин не давал ему покоя. Разумеется, Игорь Иванович правильно поступил тогда. Но теперь обстоятельства изменились. В его столе может что-либо понадобиться, будут искать. Не исключено, что это станет делать Кашин или посторонние… А вдруг кто подумает, что Макарцев доносит на сотрудников? От этой мысли у Игоря Ивановича заболела грудь.
– Так вот, о папке, – сердясь на самого себя, повторил
– Надеюсь, ты меня не заставишь добровольно нести ее на Лубянку?
– Плохо же ты обо мне думаешь! Просто, пока я болен, надо ее, от греха подальше, спрятать, чтобы не валялась в кабинете. Мало ли что!
– Разумно, – тряхнул головой Яков Маркович. – Вынесу – никто не заметит.
– Она в среднем ящике стола.
– В среднем так в среднем… Спрячу ее вне редакции, так?
– Вот именно, – глаза у Макарцева заблестели. – Нет ее – и все. А на нет и суда нет!
– Суд-то есть! Но зачем лишние улики?
– Вот именно! Значит, сделаешь?
– А как же! – Тавров протянул Макарцеву руку. – И не думай ты больше об этой папке. Держи, Макарцев, хвост морковкой! Я ушел, и меня здесь не было.
Спустившись в мраморный вестибюль, Яков Маркович отдал гардеробщице халат и, кряхтя, натягивал пальто, когда к нему подошла Зинаида Андреевна.
– Вы? – удивился Раппопорт. – Разве вы не уехали?
– Я ждала вас… Скажите, о чем просил Игорь Иваныч?
– Откуда вы взяли, что он меня просил? А если это я его просил?
– Нет! Он… Сюда бы никто к нему с просьбой не пошел! Я бы не допустила…
– Ну хорошо. Допустим, он. Разве вам это интересно? Женщины от этих проблем далеки. И нужно долго объяснять, с самого начала…
– Долго? Ничего! Знаете, я ведь чувствовала, что он от меня что-то скрывает… Спрашиваю, а он отшучивается…
– Ваш муж слишком близко принимает к сердцу престиж газеты, вот и нервничает… Мы начали кампанию в масштабе всех соцстран.
– Субботник?
– Он самый! И есть реальная опасность – она-то и тревожит Макарцева больше всего. И, честно говоря, я думаю, не без оснований…
– Опасность?
– Опасность, что инициативу, мягко говоря, присвоят себе другие газеты или партийный аппарат.
– Чем это пахнет?
– Тогда и работа будет оценена не наша.
– Ну и что?
– И из кандидатов в члены ЦК переведут не Макарцева, а другого. Хотите что-то спросить?
– Вы сказали, что я красивая женщина, Яков Маркыч. Вы имели в виду, что я дура?
– Что вы, как можно?
– Тогда о чем вас просил Игорь Иваныч?
– С завтрашнего дня во всех материалах мы будем подчеркивать, что почин начала «Трудовая правда». Это не совсем тактично и может не понравиться в ЦК. Но пока там сообразят, мы уже застолбим свое первенство и почин из-под Макарцева будет выбить-таки трудней…
Она не поверила, и он стал уважать ее чуть-чуть больше.
– Вы в редакцию? – сухо спросила Зинаида Андреевна. – Я довезу вас…