Ангелы Опустошения
Шрифт:
А в жизни у меня уже было две жены и я отослал прочь одну и сбежал от другой, и сотни любовниц-девчонок и каждая из них предана или выдрючена мною каким-то образом, когда я был молод и открытолиц и не стыдился просить – Теперь я гляжу на свою зеркальную хмурую рожу и она отвратительна – У нас в чреслах секс и мы скитаемся под звездами по жестким тротуарам, мостовая и битое стекло не приемлют нашего нежного позыва, нашего нежного доверия – Везде тусклые лица, бездомные, безлюбые, по всему миру, омерзительные, переулки ночи, мастурбация (старик лет 60-ти я однажды видел как он дрочит два часа кряду у себя в камере в отеле «Миллз» в Нью-Йорке) – (Ничего там не было кроме бумаги – и боли – )
Ах, я думаю, но где-то впереди в ночи ведь ждет меня милая красотка, которая подойдет и возьмет меня за руку, быть может во вторник – и я спою ей и снова стану чистым и буду как молодой стреломечущий Готама борющийся за ее награду – Слишком
Хвала Господу, если не можете оттягиваться обратитесь к религии.
Пока не воссоздадут заново рай на земле, Дни Совершенной Природы и мы не будем бродить везде нагими и целоваться в садах и ходить на церемонии посвященные Богу Любви в Парк Встреч Великой Любви, во Всемирном Святилище Любви – До тех пор, бродяги —
Бродяги —
Всего лишь бродяги —
Я засыпаю, и это не сон в вершинногорной хижине, он в комнате, снаружи ездят машины, глупый чокнутый город, заря, субботнее утро входит серым и опустошенным – Я просыпаюсь и умываюсь и выхожу поесть.
Улицы пусты, я забредаю не туда, среди складов, по субботам никто не работает, несколько унылых филиппинцев идут по улице обгоняют меня – Где же мой завтрак?
И еще я понимаю что моим мозолям (с горы) теперь хуже настолько что я не смогу ехать стопом, не смогу взвалить этот рюкзак на спину и пройти две мили за город – на юг – Я решаю доехать автобусом до Сан-Франциско и ну его все на фиг.
Может там мне найдется любимая.
У меня куча денег а деньги это всего лишь деньги.
А что будет делать Коди когда я доберусь до Фриско? А Ирвин а Саймон а Лазарь а Кевин? А девчонки? Никаких больше летних грез, пойду гляну что на самом деле припасено у «реальности» для «меня» —
«К черту трущобы». Я поднимаюсь на холм и дальше и тут же отыскиваю превосходный ресторан самообслуживания где сам себе наливаешь кофе столько раз сколько захочешь и платишь за него как тебе честь велит и берешь сам себе бекон с яичницей у стойки и ешь за столиками, где приблудные газеты кормят меня новостями —
Человек за прилавком так добр!
– Как вам поджарить яичницу, сэр?
– Глазуньей.
– Есть сэр, счас сделаем, – и все его принадлежности и сковородки и лопаточки чисты просто загляденье, вот поистине верующий человек кто не позволит ночи обескуражить себя – ужасной битобутылочной бессексной нутряной ночи – но проснется наутро и запоет и пойдет себе на работу и будет готовить еду для людей и удостаивать их титула «сэр» в придачу – И яйца выходят изысканными и нежными, и картошка шнурочками, и гренки хрусткими и на них много масла, растаявшего, и щетина, Ах, я сижу и ем и пью кофе у большого зеркального стекла во все окно, выглядывая на пустую унылую улицу – Пустую если не считать одного человека в добротном твидовом костюме и добротных ботинках идущего куда-то: «Ах, вот счастливый человек, он хорошо одевается, он верующе идет по утренней улице» —
Я беру бумажный стаканчик с виноградным желе и намазываю желе на гренок, выдавливая, и выпиваю еще чашку горячего кофе – Все будет хорошо, опустошение оно везде опустошение и опустошение это все что у нас есть и опустошение это не так уж плохо —
В газетах я вижу где Мики Мэнтл не побьет рекорд Малыша Рута по хоум-ранам. Ну ничего. Вилли Мэйс сделает это на следующий год.
И я читаю об Эйзенхауэре машущем из поездов на предвыборных речах, и Эдлае Стивенсоне [47] таком элегантном таком подлом таком гордом – Читаю о бунтах в Египте, бунтах в Северной Африке, бунтах в Гонконге, бунтах в тюрьмах, бунтах к дьяволу везде, бунтах в опустошении? – Ангелы бунтуют против ничто.
47
Эдлай Юинг Стивенсон (1900–1965) – внук вице-президента США Э. Ю. Стивенсона (1835–1914) в администрации президента Гровера Кливленда (1893–1897), кандидат в президенты от Демократической партии в 1952 и 1956 гг.
70
Все так обостренно когда спускаешься из уединения, я замечаю весь Сиэтл с каждым своим шагом – Я теперь иду вниз по солнечному главному променаду с мешком за спиной и за номер уже уплачено и кучи хорошеньких девчонок едят пирамидки мороженого и чего-то покупают в «центовках» – На углу вижу чудного газетчика на велофургончике загруженном древними журналами и какими-то
На станции полно народу, я запихиваю рюкзак в багажное отделение и иду гулять ничем не обремененный и смотрю повсюду, сижу на станции и сворачиваю сигаретку и закуриваю, спускаюсь по улице выпить горячего шоколаду в кафетерии.
Кафешкой заправляет хорошенькая блондинка, я вхожу и первым делом заказываю густой молочный коктейль, переползаю на дальний конец стойки и пью – Вскоре толпа у стойки начинает прибывать и я вижу что работы у хозяйки по горло – Она не поспевает за всеми заказами – Я даже сам в конце заказываю горячий шоколад и она тихонько бормочет «Хмф Ох-х» – Два подростка-хипака заходят и заказывают гамбургеры с кетчупом, она не может найти кетчуп, нужно сходить в подсобку и посмотреть там, а тем временем все новые свежие люди подсаживаются голодные к стойке, я озираюсь не поможет ли ей кто, аптечный клерк рядом совершенно безразличный тип в очках который по сути сам подходит и садится и заказывает, бесплатно, сэндвич со стейком –
– Я кетчуп не могу найти! – чуть не плачет она —
Тот переворачивает страницу газеты:
– Неужели —
Я изучаю его – холодный подтянутый клерк-нигилист с белым воротничком клерку все до лампочки но он убежден что женщины обязаны его обслуживать! – Ее изучаю я, типичный тип Западного Побережья, вероятно бывшая статистка, может даже (всхлип) бывшая танцовщица варьете у которой ничего не вышло поскольку она была недостаточно шаловлива, как О’Грэди вчера вечером – Но она тоже живет во Фриско, она вечно живет в Вырезке, совершенно респектабельна, очень привлекательна, очень прилежно работает, с очень доброй душой, но что-то как-то не так и жизнь сдает ей лишь карты мученицы даже не знаю почему – что-то вроде моей матери – Почему бы какому-нибудь мужчине не зайти и не пристегнуться к ней я не знаю – Блондинке 38, вся чрезмерная, прекрасное тело Венеры, прекрасное и совершенное лицо с камеи, с крупными грустными итальянизированными веками и высокими скулами сливочными мягкими и полными, но никто ее не замечает, никто ее не хочет, ее мужчина еще не пришел, ее мужчина никогда не придет и она состарится со всей этой красотой в том же самом кресле-качалке у окна с цветами в горшочках (О Западное Побережье!) – и будет плакаться, станет рассказывать свою историю: «Всю жизнь я старалась все делать лучше как только могла» – Но двое подростков требуют себе кетчупа и в конце концов, когда она вынуждена признаться что кетчуп у нее кончился, те начинают ворчать и принимаются за еду – Один, страшнорожий пацан, берет соломинку и чтобы вытряхнуть ее из бумажного пакетика яростно тычет в стойку, как будто закалывает кого-то насмерть, в натуре жесткими быстрыми смертельными выпадами, которые меня страшат – Его приятель очень красив но ему почему-то нравится этот уродливый убийца и они корешатся и вероятно режут вместе стариков по ночам – Тем временем хозяйка вся запуталась в дюжине различных заказов, хот-доги, гамбургеры (я и сам теперь хочу гамбургер), кофе, молоко, ситро для детей, а холодный клерк сидит читает газету и жует сэндвич со стейком – Он ничего не замечает – Прядь волос у нее сбилась на один глаз, она чуть не плачет – Всем наплевать потому что никто не замечает – А вечером она пойдет в свою чистенькую комнатку с кухонькой и покормит кошку и ляжет спать вздохнув, симпатичная как все симпатичные женщины которые тебе встречались – Никакого Лохинвара [48] у дверей – Ангел а не женщина – И все же бичара вроде меня, и сегодня вечером некому ее любить – Вот как бывает, вот вам весь ваш мир – Коли! Убивай! – Плюй на все! – Вот вам Подлинный Лик Пустоты – именно это пустая вселенная приберегла для нас, Пробел – Пробел Пробел Пробел!
48
Лохинвар – романтический герой-любовник баллады английского писателя Вальтера Скотта (1771–1832) «Мармион» (1808).
Уходя я удивляюсь: она не презирает меня, что я целый час наблюдал как она тут потела, а сочувственно отсчитывает мне сдачу, с загнанным взглядиком нежных голубых глаз – Я воображаю себя в ее комнатке вечером после того как сначала выслушаю список ее законных жалоб на жизнь.
Но мой автобус отправляется —
71
Автобус медленно выезжает из Сиэтла и пускается на юг к Портленду по шух-шухной 99-й – Мне удобно на заднем сиденье с сигаретами и газетой а рядом молодой студент по виду индонезиец явно неглупый который говорит что он с Филиппин и в конце (узнав что я говорю по-испански) признается что белые бабы говно —