Ангелы во брони

Алтынов Сергей Евгеньевич

– Как это ты сказал – «установить истину»… А что, зрителям твоих программ нужна истина? – без усмешки, довольно зло спросил Сторожев. – Да им в лучшем случае подавай новости про то, как ругался матом певец… Фамилию его забываю все время. А если какой-нибудь другой певец в прямом эфире будет блевать или опорожнять кишечник, то телеканал, транслирующий это, будет иметь самый высокий рейтинг. Все, абсолютно все захотят увидеть это потрясающее «зрелище». И каждый найдет оправдание своеу «животному» любопытству. Я, дескать, смотрю это, чтобы не выпасть из современных

культурных течений. И срущему шоумену найдутся оправдания. Дескать у него не понос, а перформанс… Что, не так?

– Так, – в свою очередь, без усмешки, сдержанно отозвался Молочков.

Мысленно он представил себе это «зрелище» и вздрогнул всем своим дряблым, уже немолодым телом. И в самом деле то, что говорил Угорь, отнюдь не было театром абсурда. Как телевизионщик со стажем, Молочков ничего не мог возразить. А Угорь, попивая мелкими глотками минеральную воду, продолжил:

– Знаешь, Молочков, иногда мне кажется, что в скором времени исчезнет классическая музыка, живопись, серьезная литература, театр, кинематограф. Они станут нерентабельными. Громоздкими и трудоемкими в производстве, но при этом не дающими сиюминутной прибыли… Людей будут медленно отучать от искусства, понимания прекрасного. Такие, как ты, Молочков, будут отучать.

– Ну это уж вы слишком, – поджав губы под усы, пробормотал Молочков.

– А потом вообще исчезнет всякая музыка, всякая живопись, всякое печатное слово, – не обращая внимания на реакцию Молочкова, продолжал Угорь-Сторожев. – Будет одно сплошное компьютерное пространство, и каждый второй сайт будет порнографическим… Не спорь со мной, Виталий, сам все прекрасно понимаешь.

– Но я все-таки… – попытался было отстоять свой культурный облик Молочков.

– Ты все-таки? – довольно резко перебил его Альфред Степанович. – А ну отвечай быстро, когда ты последний раз был в Третьяковской галерее? Отвечай без вранья!

Молочков потупился. Вспомнить, когда была последняя встреча с русской живописью, было для него весьма затруднительно.

– Я тебе напомню, – не дождавшись ответа, сказал Угорь. – Когда ты учился в седьмом классе твоей специализированной школы с углубленным изучением гуманитарных дисциплин. Вас всем классом водили туда на экскурсию.

«Да, кажется, именно тогда», – мысленно бормотал самому себе Молочков, вслух, однако, не решаясь говорить что-либо.

– А когда ты последний раз встречался с проституткой из элитного борделя? Кажется, ее звали Маша? Нет, Марина! Я тебе и это напомню – позавчера.

«Все знает!» – подавленно вздохнул Молочков.

– Ладно, не сердись и не переживай! – изменив тон, ухмыльнулся Альфред Степанович.

– Я не переживаю, – пожал плечами Молочков и изобразил подобие улыбки. Дескать, как в старину – «вы пошутили – мы посмеялись».

– Ну, как эти твои рефрижераторы доедут до моей усадьбы? – уточнил Молочков.

– Колонну будут сопровождать бойцы «Защиты Люкс» и несколько непосредственных подчиненных одного моего хорошего знакомого, генерала МВД, – ответил Сторожев и добавил: – Не ссы, Молочков.

Все оплачу, не ссы.

– Знакомые ребята, – вздохнул Юрий Сергеевич после того как, чуть отодвинув занавеску, выглянул в окно.

– Что за ребята? – тут же уточнил Максим.

– Наружное наблюдение. Следят за вами, гвардейцы. Причем особенно не маскируются. Прием такой есть – давить на психику, вот так в открытую «пасти» объект. Показать, что, дескать, на контроле тот или иной господин хороший.

Водорезов лишь покачал головой. Милицейский генерал пустил за ними «наружку», это вполне логично с его, генерала, стороны.

– Вас, разведчики, уходить от слежки учили? Или только с парашютом прыгать? – спросил Юрий Сергеевич.

Узнав о том, что Угорь скорее всего жив, полковник явно оживился.

– Учили, – кивнул Водорезов, – если нас двое, то надо временно разделиться, увести «наружников» в ложном направлении. Если же нас трое, то еще лучше… Кажется, это называется «карусель»?

– Почти, – усмехнулся полковник. – Делаем так. Первым пойдет Максим. Цирковые навыки пригодятся, надеюсь. Оттянешь, Богданов, основные силы на себя. Потом выйду я. Человек я немолодой, буду передвигаться медленно и неспешно, дам «наружникам» заскучать. Ну, а ты, Николай, завершишь начатое дело… Только после того, как обрубим «хвост», времени у нас останется очень немного.

– А прослушивать нас сейчас не могут? – не удержался от вопроса Максим.

– За дурацкие вопросы – три наряда вне очереди, – усмехнулся полковник. – Я как-никак служу в департаменте по борьбе с терроризмом и оргпреступностью. Конечно, от всего не убережешься, но кое от чего можно.

Полковник приподнял декоративные часы, стоящие на серванте. Под ними оказался небольшой, специфической формы прибор. Нечто подобное Максим видел у бойцов, отвечающих за РЭЗ – радиоэлектронную защиту.

– Трое за объектом! – отдал команду старший бригады наружного наблюдения.

За Максимом, неторопливо вышедшим из подъезда, ненавязчиво, но при этом особенно не таясь, двинулись трое сотрудников в штатском. Не прошло и пяти минут, как у подъезда показался Юрий Сергеевич Яковлев. Еще более неспешно, чем Максим, он направился в сторону ближайшего мини-маркета. Через восемь минут старший наружник получил сообщение о том, что Максим Богданов купил мороженое и прогуливается возле входа на Кольцевую линию метро, а полковник Яковлев совершает покупки в маркете и о чем-то мило беседует с продавщицей.

– Водорезов появился на балконе, – получил сообщение от подчиненного старший. – Раздет по пояс, волосы мокрые, на плече полотенце. Он что, душ принимал?

– И ванну, – кивнул старший. – Стало быть, все в порядке. Богданов под контролем, Яковлев в маркете к девушкам клеется, Водорезов принимает водные процедуры…

Старший уже в который раз связался с генералом МВД, но тот в очередной раз отдал команду «пасти» всех троих «внаглую», давить на психику, давая таким образом понять, что каждый шаг десантников под жестким контролем.