Ангелы
Шрифт:
Я буду ждать! Приди, пожалуйста…
Люблю. Жду. Прости!»
Я передал записку через ее хорошую знакомую Савьяж и сразу же после пары побежал в бар, ждать Розу. Стоит ли говорить, что она не пришла…
Третья ночь прошла в полном бреду. Мне снились кошмары, при этом я думал, что не спал, а вроде, как и спал. Я просыпался каждые полчаса, весь мокрый, в поту, шепча «Роза», магическое имя, без которого я просто с ума сходил…в буквальном смысле этого слова. Жаль, что тронулся я не окончательно, а только на несколько
Вот так вот прошло еще несколько дней: я – в аду, брат – в соседней комнате, обновляет сперматозоидов, Роза – где-то.
С горе пополам я ходил на учебу в течение этих дней. Конечно, ходил я туда, чтобы увидеть Розу. Каждый раз я снова пытался объясниться, но у меня ничего не получалось, точнее Роза указывала мне какую-нибудь веселую дорогу, ведущую прочь от нее. Каждый раз она говорила, очень много кричала, визжала, пищала… Слава богу не била. Тогда я подумал, что же случится, если я совершу какую-нибудь действительно серьезную ошибку? Лучше сразу найти самое высокое здание в городке и с широко открытыми глазами сигануть вниз с воплями о божественном прощении хотя бы перед смертью. Интересно, она простила бы в таком случае? Хоть капля милосердия, сраного человеческого милосердия в ней была? Я же мучился, даже не скрывал этих жутких мучений… Роза была слишком жестока, непреклонна – одним словом – обижена…
Было утро, тоскливое утро. Моросил дождь, стоял туман. Погода хреново действовала на людей, особенно на меня и мою уже, наверное, недельную депрессию. Но туман меня привлекал. Он словно скрывал всю человеческую убогость, пытаясь окутать ее пеленой неприступности. Утром я открыл глаза и понял, что моя жизнь просто издевается надо мной: у меня жутко болел зуб…мудрости. Вот уж действительно очаровательная вещь – болит так, что смерть кажется полной чушью, а зуба самого нет! Мне вообще жить расхотелось, поняв окончательно, что со мной творится.
Я встал и с гнусной рожей пошел в ванную. Я долго смотрел на свое отражение – более урода я еще не видел! Черные синяки под глазами, не расчёсанные волосы, печальная рожа… и вспухшая щека, точнее челюсть. Я залез пальцами в рот, пытаясь нащупать хоть что-то, но у меня ничего не получалось: там ни хера не было, просто вспухшая десна и адская боль. Как я ни старался рассмотреть, что происходит во рту, у меня ничего не получилось. В итоге я психанул. Жуть какая – я психанул! Все, что стояло на раковине полетело на пол, что-то разбилось, что-то отскочило в разные углы… Мне было больно… А я ведь не очень любил болезненное состояние, оно мне было чуждо!
На шум в ванную вбежал Люцифер с вытаращенными глазами. Он ничего не говорил, только смотрел на меня, на разбросанные вещи по полу, осколки, на мою щеку. Он молчал, а мне было больно из-за зуба, из-за Розы, из-за себя… На моем лице застыла маска отчаяния и безысходности, я просто не знал, что мне делать.
– Ну что, совсем бредешь? – тихо спросил Люцифер и посмотрел на меня с ущербной жалостью.
Я закрыл глаза. Черт, меня прокляни, я плакал, я точно чувствовал, как по щеке катилась теплая слеза… Мне даже не надо было ее пробовать, я знал, что она соленая и полна ничтожной, смешной боли, переполнявшей меня всего. У меня было состояние маниакального безумия, мне было абсолютно наплевать, что подумает обо мне Люцифер, что я сам о себе подумаю. Парни тоже плачут…и мужские слезы стоят дорого. Мне не было стыдно.
– Да
Хотел я сказать ему «отвали» или «пошел к черту», но вместо этого я только крепко обнял его и просто…чуть с ума не сошел! Я и брат обнимались со слезами на глазах? Чего за херня? Сон? Кошмарный сон? Я жутко хотел проснуться, стереть пот со лба и улыбнуться. Вместо этого я снова услышал голос брата.
– Да ты горишь, чувак! – выдал он.
– В смысле? – спросил я и посмотрел на него.
Моя единственная слеза засохла, я был почти похож на нормального человека, только с опухшей рожей.
– Ты как в огне! Сколько? – спросил Люцифер.
Я смотрел на него: брат выглядел обеспокоено, что, несомненно, навело на меня панику. Люц нервничал! Это апогей!
– Чего сколько? О чем ты говоришь? – я попытался встать с пола, отпихивая от себя брата.
Меня пугала его внезапная нежность и материнство. Может, он чокнулся? Заболел? Или еще с ним чего случилось? Может, это мне нужно было беспокоиться за него? Затем я внезапно почувствовал жар, о котором говорил Люцифер.
– Я говорю о твоей температуре! С таким градусом, как у тебя, просто не живут! Вставай, пошли в кровать! – строгость его голоса почти насмешила меня, но я все-таки встал и поплелся в свою комнату.
Я залез в кровать, накрылся и уставился на брата. Люц стоял около двери, скрестив руки на груди и испепелял меня тяжелым взглядом.
– У меня просто зверски болит зуб… – промямлил я. – У нас есть обезболивающие?
– Придурок! – буркнул он. – У тебя температура, рожа опухшая, ты, по-моему, вообще в горячке. Какие к черту обезболивающие?! Тебе врач нужен…Зубной подойдёт!
– Просто достань мне обезболивающие! – я закрыл глаза и представил, что брат исчез.
Через какое-то время я услышал, как дверь в моей комнате скрипнула – Люц ушел. Он принес мне таблетки и стакан воды, сказал, что я – идиот, и ушел.
Таблетки мне не помогли, жар просто убивал, зубная боль казалась мне неким адом, у которого нет конца, сквозь него можно было идти всю жизнь и, наверное, даже после смерти. Пронизывающая боль, как сраная, ненавистная гирлянда с шипами обвивала мое тело. Проклятый зуб мудрости! Ну почему у некоторых они растут совершено безболезненно, а я опять, как глупое убожество, терпел очередную болячку. На этот раз я был в преисподней по полной программе: боль физическая плюс боль моральная и умножить на боль душевную равно адский ад, в коем я прибывал и меня рвала на части стая собак.
– Можно? – я услышал голос, который был сравним со вторым пришествием.
Это бальзам, который растекся по моему сраному телу и мозгу. Я хотел вскочить, привести себя в порядок, умыть рожу, вырвать гнусный зуб, чтобы щека не была такой пухлой, я хотел заорать, как я люблю ее… Но вместо этого, я только крякнул и еле приподнялся в кровати, пытаясь прикрыть рожу одеялом.
Роза.
Благоухание ворвалось в комнату и его шлейф окутал меня. Господи, как я был счастлив, что она пришла. Ее лицо было печально, а я уже был не очень счастливым, так как начал думать, какого хера? Она была рядом… Но я не знал, что она хотела сказать, а я видел по ее лицу, что она собиралась что-то сказать. Можно сказать, что я почти обосрался! Мне хотелось заткнуть ей рот, во избежание появления еще какой-нибудь боли в моем послужном списке.