Ангелы
Шрифт:
Посреди лекции Люцифер толкнул меня в бок и подсунул сложенный лист бумаги. Записку.
Поначалу, мое сердце бешено заколотилось, ведь я наивно предположил, что она от Розы, но потом вспомнил, что я – никто или, наверное, даже ничто для нее, а писать пустоте записки – так можно в дурку загреметь. Поэтому я просто вздохнул и развернул лист. По почерку я сразу же догадался, кто является автором сия творения: полудурок – Люцифер.
«Как тебе новые познания? Впервые я рад, что матери нет,
она бы просто не пережила,
Скажи мне честно, брат, о чем ты сейчас думал? Где взять
денег, чтобы сходить к адвокату, который заверит твое ничтожное
обещание в вечной любви к ней? Или пойдешь почитать
средневековых поэтов, чтобы набраться красивых и в то же
время жвачных слов, которые будут потом окутывать
ее, завороженной идей красного диплома, мозг? Или может
ты, как здравомыслящий человек, коем я тебя считал до этого,
спустишься на землю и забудешь ее? В этой лекции есть немного
о тебе и твоей горе-любви…
P.S. Я видел, как она ударила тебя вчера… Но я решил быть ничего
незамечающим гондоном, до сегодняшнего момента… Тяжело быть
мудаком, когда твой брат действительно становится
мудаком. Это твоя ошибка, сделай ее сам… Но я хотел бы помочь
тебе, чтобы у тебя была возможность либо исправить эту ошибку,
либо забыть о ней!»
Я перечитал несколько раз чертову записку и почему-то мне стало еще противнее. Я ненавидел стиль его разговора. Зачем ему все это надо было? Почему он постоянно говорил болью…моей чертовой болью? Столько насмешки в его чертовых строках, которая заставляла мою кровь кипеть. Как я мог научиться воспринимать все так легко? Так наплевательски? Он снова вызывал во мне чувства зависти…
Я не стал отвечать ему, просто убрал письмо в тетрадь (теперь в ней будут хоть какие-то чернила) и посмотрел на брата краем глаза. Безнадежный, никчемный кусок, наверное, даже каменного сердца брата вряд ли когда почувствует что-либо к девушке… Его единственный и самый чувствительный орган в его штанах рано или поздно умрет, и Люц останется совсем один. Ха-ха! В любом случае мы оба останемся неудачниками: он без хера и в гордом одиночестве, а я – может быть с хером, но без девушки, и так же в полном одиночестве, как и наша мать… Семейное проклятье? Или я драматизировал? Да плевать…
Как только прозвенел звонок свободы, я встал и пошел в курилку. Тот день был чуть ли не единственным, когда я стоял в гордом одиночестве. Со мной не было брата, не было Розы, у меня не было даже друзей… Я нашел одну из своих ошибок. Как только мы поступили в злободневный университет, я сразу же обзавелся девушкой, соответственно мне было уже не до дружбы. Плюс, я думал, что Люцифер
У нас была еще одна пара – четвертая, которая началась только во втором семестре: «Экономика. Математика». Профессора звали Лило Вьянор. Это была женщина лет сорока с миловидной внешностью, добродушным настроением, спокойным голосом. «Экономика. Математика» –был почти адекватный предмет, как ни странно. Просто на этих парах нас учили вычитать что-то у кого-то и за что-то, короче, очередная бредятина, правда, математическая, рассказывающая, как кого-нибудь хорошенько надуть. Профессор Вьянор рассказывала о важности знаний об экономическом состоянии страны, так как они либо способствует собственному финансовому росту, либо наоборот. Лило давала кучу формул с иксами, игреками, зетами…в которых я ничего не понимал. Зато мой брат был отменным счетоводом. Лило очень любила нас, в общем-то, как и всю группу. Она никогда не ставила двоек, даже если что-то было не сделано, она всегда ставила тройки и говорила: «Да, считать – это тяжело, я не настаиваю, но не просчитайте свою жизнь, вам за это три уже не поставят». Я кивал головой, иногда даже улыбался, мне не сложно. Я просто был рад, что хоть один профессор был более-менее адекватен!
Люциферу она тоже нравилась – он не прогулял ни одной пары – для него это был странный рекорд.
Роза же, банально, даже в сраных бессмысленных (да простит меня Пифагор) цифрах находила глубочайший смысл для своей будущей жизни. Она решала эти жутко выглядящее уравнения, словно это были детские задачки, типа сколько будет два зайца плюс еще один? По математике у нее была твердая, жирная и недвижимая пятерка. Порой я себя спрашивал, будет ли хоть один предмет, который вызовет у Розы проблемы, который ей не понравится? Ее грандиозные успехи в учебе говорили лишь об одном – ей жутко нравился весь этот бред… В противном случае пятерок было бы меньше.
В общем, на этой последней паре я решил воспользоваться идей Люцифера – написать записку.
«Милая Роза… Прости меня за то, что сразу ничего не рассказал.
Клянусь, я не подумал, что двухминутный разговор с девушкой
не о чем, вызовете такие тяжкие для меня последствия. Разговор
«не-о-чем» – потому, что мне наплевать на ее любовь, чувства, и
вообще, мне наплевать на всех девушек, кроме тебя…
Роза, я безумно люблю тебя! Прошу, не разбивай мне сердце
Своим жестоким, эсесовским поведением. Ты не представляешь,
сколько боли мне приносит каждый день твоей тишины и моего
отсутствия… Я клянусь тебе, что у меня и в мыслях не было того,
чего ты придумала себе… Роза! Я люблю тебя, только тебя… Я
прошу, прости! Давай встретимся? В нашем баре…В семь?