Англия и Уэльс. Прогулки по Британии

Мортон Генри Воллам

Интересное зрелище — шахтерский оркестр, заслышавший свисток судьи! Дирижер поднимает палочку, охватывает взглядом оркестрантов, опускает палочку, и на вас обрушивается медный гром. Футбольная команда в финале Кубка Англии не может быть более нацелена на победу, чем шахтерский оркестр во время Айстедвода. Плечи, затылки, нервные взгляды на пюпитры — все говорит о том, что люди борются за честь своего города. Уши земляков слушали их весь год. Все в городе знают мелодию наизусть. Тем не менее в этот день глаза горожан прикованы к оркестру. За вечерними газетами будет охота. Зрелище мрачное

и страшное.

Неприятности ждут нервного тромбониста, который посреди мелодии ошибается в одной ноте! Ненависть написана на лицах его товарищей-оркестрантов. Они продолжают играть, надувая щеки, но их глаза, злобно глядящие на преступника, говорят все без слов:

— Ну погоди, вот выйдем и…

В конце концов, как все это по-человечески! И как ужасно думать о том, что тяжкая годовая работа погибла из-за одной фальшивой ноты!

Оркестр за оркестром играют одну и ту же мелодию. Музыка мне страшно наскучила, зато интересно вникать в психологию оркестрантов. Я более заинтересован их поведением, чем тем, как они играют. Некоторые явно испытывают комплекс превосходства: он вызван прежними победами; другие страдают от комплекса неполноценности из-за преувеличенного уважения к оппонентам; есть и коллективы, одержимые желанием снискать лавры любой ценой.

Оркестры уходят. На их месте появляются юные скрипачи со всех концов княжества. Девочки и мальчики. За ними следуют подростки не старше восемнадцати — они поют под аккомпанемент арфы. Такое пение называется «пениллион», и мне оно очень нравится.

Арфист играет арию, а вокалист выпевает аккомпанемент; другими словами, техника современного пения перевернута. Это — трудное искусство, и дети, которые добиваются успеха, доказывают, что музыка составляет важную часть жизни в самых обычных домах Уэльса. Как и в тот раз, когда миссис Джонс играла на арфе, я почувствовал, что слышу нечто благородное, зародившееся вместе с миром…

Состязания продолжались все утро. Люди входили и выходили из павильона. Тысячи лежали на траве, ожидая своей очереди. Из отдаленных мест доносилось гудение корнетов, звуки фортепиано, гул арф. Прошло одиннадцать часов, но претенденты продолжали доказывать публике и судьям свое искусство.

Воды пролива Менай тихонько набегали на берег. Англси как будто совсем рядом. Чудится, крикнешь, и тебя услышат на острове. Неожиданно я забыл, что люди вокруг одеты в скучную современную одежду, я видел только лица и слышал только голоса, и мне казалось, что они — те самые бритты, что собирались в прежние времена на праздник в Гвинедде, чтобы спеть и почитать стихи.

7

Великое событие и тайна в день открытия Айстедвода — личность «коронованного барда». Он — герой Айстедвода. Его выбирают заранее избранные судьи. Тайно, как и автора лучшего стихотворения. Имя остается в секрете, пока его не выкрикнут в павильоне, но может ли что-то оставаться в секрете, когда собираются вместе тысячи валлийцев! В Англии — да, в Шотландии — да, но в Ирландии и Уэльсе, конечно же, нет! У валлийцев есть пословица «Nid cyfrinach ond rhwng dau» — «Знают двое — знают все». Я уверен, что тех, кто знает имя коронованного барда, намного больше двух.

Я сидел на траве на

послеполуденном солнце, дожидался великого момента. Тысячи людей набились в павильон, чтобы присутствовать при коронации поэта.

Рядом со мной уселся молодой человек, валлийский поэт.

— Что, имя коронованного поэта до сих пор в секрете? — спросил я.

— Да, конечно, — ответил он, а затем прибавил таинственным шепотом. — Думаю, это Кинан. Вон он. Давайте спросим!

Бард Кинан оказался на редкость приятным и интересным молодым человеком. Он уселся подле нас, и мы начали над ним подшучивать. Ну конечно, он все уже знает! Наверняка его предупредили, чтобы готовился к коронации. Нет, он не слышал ни единого слова и может в том поклясться… Смущенный Кинан отошел в сторону.

К нам присоединились другие молодые писатели и музыканты, и мы продолжили обсуждать тайну.

— Как думаешь, Оуэн, кто это будет?

Оуэн понизил голос и прошептал с видом заговорщика:

— Мне сказали, что Кинан!

Да, такого всем известного секрета мне еще встречать не доводилось.

— Прошу прощения, — сказал я, — объясните бедному невежественному иностранцу, что именно вы называете секретом в Уэльсе?

— Да, это действительно секрет. Только судьи знают имя.

— Но постойте, — возразил я, — ведь валлийские судьи не поголовно холостые, а валлийские женщины вряд ли отличаются от женщин других национальностей, да и валлийские мужья наверняка пробалтываются женам. Так какой же это тогда секрет?

К нам подошли другие молодые конкурсанты. Один из них наклонился и прошептал:

— Это Кинан…

— Ну разумеется, — сказал кто-то, — будущего лауреата наверняка предупредили, чтобы он непременно явился. Он будет стоять возле самого павильона и сделает удивленное лицо, когда услышит, что выкрикнули его имя…

Да, это очень похоже на правду!

Мы покинули солнечную лужайку и ушли в сумрак большого павильона, чтобы тайное наконец стало явным.

Народу набилось под завязку. Ни одного свободного места. Люди стояли в проходах. И вдруг запели трубы. Большие двери в дальнем конце павильона распахнулись, и в обрамлении солнечного света возле круга друидов мы увидели судей в пышных одеждах.

Медленно, попарно судьи прошли в павильон, поднялись на сцену и встали вокруг (увы!) современного трона с восседавшим на нем верховным друидом. Снова дружно грянули трубы.

Верховный друид поднялся и провозгласил: корона достается поэту, выступившему под псевдонимом Морган. Если такой человек находится среди публики, пусть встанет и объявит себя. В дальнем конце огромного здания послышались бурные приветствия. Тысячи голов повернулись на звук голосов. С места поднялся поэт, красный от смущения. Издали его было не рассмотреть. При виде его радостные возгласы прокатились по всему залу. Редко поэты (а в Англии — никогда) слышат такие аплодисменты.

Верховный бард и меченосец покинули платформу и медленно пошли к загадочному Моргану. Вернулись вместе с поэтом, торжественно подвели его к возвышению, держа за руки. Со стороны казалось, что его вели насильно, словно британские полисмены, арестовавшие пьяного.