Англия и Уэльс. Прогулки по Британии
Шрифт:
Через несколько миль я подъехал к насквозь промокшему городку Аберайрон. Ни души. Вошел в паб, скорее для того чтобы укрыться, а не по какой-либо иной причине, и увидел печального старика, сидевшего над пинтой эля. Он сказал, что времена нынче плохие и лучше не станут. У него была странная привычка на каждую услышанную фразу отвечать «О Господи». Если вы говорили, что день выдался ужасный, он отвечал: «О Господи, да». Но своей присказке он мог придавать разное значение. Звучала она то жалобно, то возмущенно, то ворчливо, то слезливо, утвердительно, потрясенно, недоверчиво и снова утвердительно. Он сказал, что Аберайрон был раньше рыболовным портом, но нынче жители ловят летом рыбу только для туристов. Специализацией городка сделался валлийский твид.
Я вдруг решил — скорее от скуки — купить себе отрез твида, и мой
— Этот твид ткут на ручном станке?
— О Господи, ну разумеется…
Итак, мы отправились в лавку. Я купил кусок довольно яркого коричневого твида, толстый материал, вроде харрисовского, но без длинного ворса. Такой твид выбирают только в сырую погоду. В Аберайроне твид дешевле, чем в Талибонте. Я заплатил четыре шиллинга и шесть пенсов за ярд. По такой же цене вы купите его в Кенмэре, графство Керри, и некоторых районах Донегола.
В благодарность за услугу я предложил оплатить пиво. Лицо моего грустного попутчика словно застыло. Он вскинул руку и вымолвил, словно я попросил его помочь похоронить мертвое тело:
— О Господи, нет…
Я вышел под дождь, дивясь его странной привычке, такой же монотонной, как «вы понимаете что я имею в виду» у водителя из Аберистуита. Но старик вкладывал уйму смыслов в свою присказку, иногда выпускал «о», иногда — «Господи».
Оттенки удивления, которые может выразить валлиец в междометии «о», поражают. Некоторые растягивают этот звук на несколько секунд. «О-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о! Это ужа-а-сно!» — говорят они о том, что на самом деле и не ужасно, и не удивительно, а звук «о» поначалу выходит из гортани приглушенным, а потом набирает силу, выражая удивление и недоверчивость.
Я заинтересовался, какое слово способно выразить самые тонкие чувства, и пришел к выводу, что это слово «darling» [77] в женских устах. Есть обыкновенное «darling» — и есть «dar- ling». В втором случае оно звучит неодобрительно. Встречается также «dar-LING» (произносится напевно, с повышением тона). Имеется в виду далекий возлюбленный. Есть также «Oh DAR-ling» — тут выражается настоящее чувство, и «D-a-rling» — дама готова расплакаться. Можно выразить неожиданное подозрение — «Darling?» Такой вопрос приводит мужчину в состояние растерянности. А еще резкое, снова неожиданное «DARLING!» — восклицание, предшествующее резкой отповеди. Есть и опасное «darling», надоедливое, липнущее, означающее неприятности; а также совокупность почти неотличимых друг от друга, но всегда страстных «darling» — от староанглийского «deorling» до слова, которое старается выговорить беззубый человек и которое, возможно, означает «Durham» — «Дарем».
77
Дорогой, милый ( англ.).
Вот с такими глупыми мыслями, разбрызгивая воду, я катил по темной дороге, которая к тому моменту ушла от моря и углублялась в материк. Дождь не прекращался, тучи заслоняли горы. Наконец я поднялся на мост в городке Кардиган.
В Уэльсе то и дело удивляешься: оказывается, город, название которого известно во всем мире, величиной чуть более деревни. Кардиган — городок на реке Тейви. Магазины в нем сосредоточены на одной улице. У города такой вид, словно он отстранился от дел и ушел на покой. На главной улице меня остановила большая толпа священников. Они вышли из общественного здания справа от главной улицы и встали группой под сотнями зонтов. Здесь были и священники, и их суровые супруги. Выяснилось, что в Кардигане проходит ежегодная религиозная конференция. Она столь известна, что даже лондонские газеты, печатающиеся в Манчестере, привлекли на подмогу коллег из Уэльса и напечатали программу конференции по-валлийски. Это настораживало. Если бы газетчики поступили, как всегда, и поместили передовицу под броской шапкой: «СВЯЩЕННИК НАПАДАЕТ НА СОВРЕМЕННУЮ МОЛОДЕЖЬ!», я не стал бы покупать газету. Но мысль о двух лондонских газетах, знаменитых своим невежеством в отношении Шотландии, Уэльса и Ирландии и вдруг вздумавших похвалить Кардиган, так меня поразила, что я купил газеты и принес их в паб. Это заведение, казалось, перенесли
В пабе собралось много дородных, довольных жизнью фермеров. Они не походили на фермеров с севера. Ни тебе мрачных лиц, ни погруженности в себя. Говорили по-валлийски и настроены были весело.
Я вошел в обеденный зал и обнаружил там тихую панику. Три или четыре официантки пытались рассадить огромную толпу священников и других служителей культа. Пахло жареной бараниной. Похоже, она придавала священникам силы для еще одного наступления на молодежь. Мне вдруг страшно захотелось пирога со свининой, а потому я вышел на улицу.
Магазины в Кардигане закрываются ровно в час, и на город спускается тишина, глубокая и торжественная, словно во время сиесты в Испании. Я нашел магазин, где хорошенькая валлийская девушка продала мне не только пирог, но и несколько сэндвичей со смородиной, любимых и молодежью, и стариками.
Дождь вдруг прекратился, и вскоре я снова был в дороге.
Маленький город Фишгард стоит на вершине горы, далеко внизу открывается бухта.
Когда светит солнце, Фишгард становится самой красивой гаванью, какую вы когда-либо видели. Темно-синяя вода покоится в объятиях двух скалистых мысов, вонзающихся в Атлантику. Бухта достаточно глубока, чтобы в ней могли бросить якорь самые крупные лайнеры. В основном здесь можно увидеть суда с красными трубами, что ходят в ирландский Росслар, но иногда захаживают и лайнеры из Нью-Йорка, доставляющие почту.
Глядя на бухту, вспоминаешь последнее нападение на Британские острова. В этом событии ощущается сильный привкус водевиля, хотя в свое время оно вызвало немало волнений.
Это произошло 22 февраля 1797 года в десять часов утра. Три военных корабля и люггер направлялись к бухте со стороны мыса Сент-Дейвидс-Хед. Люди на мысу решили, что это британцы, поскольку на них развевались британские флаги, а потому радостно их приветствовали, пока отставной моряк не узнал французские военные корабли. В Пембрукшире началась паника. Мужчины и женщины, прихватив все ценное, бросились спасаться бегством.
Французские корабли бросили якорь и высадили десант в маленькой бухте Каррег-Гвастад, примерно в полумиле к западу от Фишгарда. Отрядом из шестисот пехотинцев и восьмисот заключенных командовал ирландский американец, генерал Тейт. Можно себе представить переполох в Пембрукшире, который не знал военных действий со времен гражданской войны, когда на пороге появился враг, а местные войска находились далеко от Фишгарда. Курьеры помчались в гарнизоны. Лорд Каудор, в то время губернатор графства, жил в тридцати пяти милях отсюда. Его разбудили посреди ночи с сообщением о нападении. Он выпрыгнул из постели и принял на себя обязанности главнокомандующего. Йоменам и народному ополчению послали сигнал — знаменитый «горящий крест». Много, должно быть, в ту ночь было драматических прощаний и героических моментов, когда фермеры, поцеловав жен, цепляли к поясу мечи или хватали мушкеты и спешили к бухте.
Лорд Каудор прибыл в полдень на следующий день вместе со смешанным отрядом йоменов и ополчения. Всего в его отряде было семьсот пятьдесят человек, но за «армией» следовала огромная толпа, вооруженная мотыгами, лопатами, косами и серпами. Капитану Дэвису, участвовавшему в боевых действиях, поручили расставить всех по местам. Он весьма умело провел эту операцию.
Французы тем временем ликования не испытывали. По какой-то причине (думаю, мы ее так и не узнаем) флот неожиданно поднял паруса и покинул десант! Оставшиеся на берегу с тревогой наблюдали за таинственными приготовлениями защитников острова. Увидев роскошно одетых всадников, их приняли за офицеров армии. Ветер, унесший вдаль военные корабли, начал дуть в сторону французского лагеря. Как гласит легенда, французов обуял ужас, когда на отдаленных холмах они увидели наступавшее войско в красных мундирах. Они не догадывались, что хитрый капитан Дэвис велел валлийским женщинам надеть красные плащи и высокие касторовые шляпы! Говорят также, что по распоряжению этого валлийского Улисса женщины расхаживали по горе взад и вперед, чтобы враг подумал, будто к защитникам побережья идет на подмогу большая армия. Два часа мужественные «красные плащи» изображали британских гренадеров!