Англия и Уэльс. Прогулки по Британии
Шрифт:
Впечатление, которое он произвел на аудиторию, трудно описать словами. Дюжие фермеры смотрели на него по-детски влюбленно. Женщины промокали глаза платками. Некоторые шептали что-то по-валлийски. Я чувствовал, что, если он продолжит еще немного, паства не выдержит и начнется хаос. Люди сидели, затаив дыхание. Неожиданно голос умолк. Проповедь закончилась.
С чувством, похожим на облегчение, я услышал следующий псалом. Он вернул нас вспять, прочь от опасного эмоционального возбуждения прошедших тридцати минут. Как странно встретиться с таким эмоциональным накалом в пустом кальвинистском зале!
— Вам понравилось? — спросил мистер Эванс,
— Да.
— Как жаль, что вы не поняли службы. Наш мистер Парри — великий проповедник.
Я осознал, острее, чем когда-либо, какую огромную роль сыграли часовни в формировании валлийского национального самосознания. Службу отличала семейная атмосфера. Священник был отцом этой семьи, а другие церковные служители приходились ему младшими братьями.
Мы съели холодный завтрак и дождались часа, когда полагалось посетить воскресную школу.
Воскресная школа в Уэльсе необычна, потому что ее посещают не только дети, но и взрослые. В старину пожилые люди и молодежь ходили в школу по обязанности: там людей учили читать на их собственном языке.
В часовне было полно народу — и молодых, и старых. Одну комнату на верхнем этаже отдали малышам. Их учили алфавиту. В другом классе были дети и подростки от десяти до семнадцати лет. Они сидели маленькими группами по пять-шесть человек, и у каждой группы был свой учитель. Взрослые находились в часовне.
Священник обратил на меня внимание еще на утреннем богослужении. Заметив, что мы пришли, он приблизился и в самой любезной манере отвел меня от старого мистера Эванса и усадил на возвышение. Я страшно смутился: прихожане, похоже, ожидали от меня потока красноречия. Ничто не пугает меня больше, чем публичное выступление. За свою жизнь я только дважды произнес хорошую речь, причем одну из них репетировал несколько недель. Каждая корова, выглядывавшая из-за ворот между Йорком и Беверли, вынуждена была ее выслушивать и удивлялась, должно быть, когда я обращался к ней: «Господин председатель, леди и джентльмены». Так что от одной мысли о выступлении в суровой часовне у меня застыла кровь в жилах.
Поднялся дьякон и по-валлийски произнес длинную речь о Послании к евреям. Единственные слова, которые я понял, — «апостол Павел». Священник, что весьма любезно с его стороны, написал на обратной стороне конверта суть своей речи. Оказалось, что воскресная школа должна была изучать послание Павла к евреям. Каждый семестр изучалась одна из книг Библии.
Двадцатилетние девушки и юноши сидели рядом с седобородыми старцами и с глубоким вниманием слушали оратора. Картина удивительная: за пределами Уэльса я такого не встречал.
Дьякон закончил, и заговорил священник. Его манера весьма отличалась от утренней. Он был весел, дружелюбен и раскован. Я понятия не имел, о чем он говорит. Из уважения ко мне он перешел на английский. И тут я с ужасом понял, что он сделал относительно меня поспешные и неправильные выводы. Он знал, что я писатель, и начал осыпать меня комплиментами. Мне вдруг стало жарко, я залился румянцем — священник решил, что я занимаюсь изучением валлийских воскресных школ.
— Он оказал нам великую честь тем, что собирается изучить нашу школу, — сказал он, и я почувствовал, как глаза всех прихожан обратились на меня. Несколькими живыми фразами он превратил меня в великого эксперта. Оказалось, что я — человек, интересующийся всеми хорошими начинаниями. Разве не замечательно, что человек столь
Поскольку я впервые оказался в воскресной школе, положение мое было столь же фальшивым, как и в прошлый раз, когда директор хора представил меня как «великого музыканта». Готовность приходить к преждевременным заключениям — отличительная черта взрывного, драматического темперамента валлийцев. Но что я могу им сказать? Одно ясно: нельзя подвести священника в его же часовне. Придется притвориться специалистом.
Сам не зная почему, я вдруг заговорил об Италии. Люди смотрели на меня живыми и умными глазами. На рассказ меня, должно быть, вдохновил контраст между темной маленькой часовней на краю валлийской вересковой пустоши и ярким, жарким итальянским солнцем, темными церквями, шпилями и запахом ладана. Я рассказал им о святом Андрее, чьи кости лежат в золотом гробу собора Амальфи; о святом Павле и его скитаниях; даже описал торжественную мессу понтифика в соборе Святого Петра. Рассказал, как папа под звуки серебряных труб въезжает на носилках, поставленных на плечи мужчин, и его обмахивают веерами, словно какого-нибудь фараона, въезжающего в храм Карнака. Отчаянно и неуклюже я пытался соединить все это с Кальвином и методизмом, пока не услышал тихий внутренний голос: «Что ты за осел!» Я моментально утратил уверенность в себе, скомкал конец рассказа и уселся.
По некоей неведомой причине речь имела успех (или местные были слишком вежливы, чтобы я подумал иначе). Я оставил их — старых и молодых — изучать Послание к евреям. Они собрались в маленькие группы, каждая со своим учителем, а я вышел в полуденное солнце, поклявшись, что никогда больше не попаду в такую ловушку.
За вечерним чаем мистер Эванс сделал мне величайший комплимент:
— Вы будете великим проповедником.
Но я подумал, что навсегда уронил себя в глазах миссис Эванс. После моего выступления она вела себя со мной по-другому. Наверное, стала подозревать меня в папизме.
Стоящий под горой каменный солдат держит в руках винтовку со штыком. Он смотрит мрачно и угрожающе на долину с маленьким водопадом. Думаю, такое же выражение лица у него было в детстве, когда мать рассказывала ему о дьявольской собаке или о ведьме, скачущей на коне по вересковой пустоши бурной ночью. На солдате форма валлийского пехотного полка.
Перед солдатом на каменной плите выбиты имена. Их около тридцати — Джонс, Эванс, Парри, Томас; они ушли из этого валлийского городка, чтобы никогда сюда не вернуться.
Валлийцы верны своей военной истории. По всему Уэльсу стоят каменные солдаты или просто маленькие кельтские кресты, посвященные памяти людей, погибших на войне. Уэльс не переставал сражаться. Впервые мы встречаем бриттов, когда они бросают вызов Цезарю у белых скал Дувра. Мы видим их в сражении с саксами. Позже видим, как они помогают саксам против норманнских баронов. Затем в течение нескольких столетий Уэльс сделался поставщиком рекрутов для войн с Францией. Валлийские стрелки — настоящие победители в сражениях при Креси и Азенкуре. Они научили нас правильно натягивать лук. «В каждой английской гражданской войне — от Генриха III до Карла I — легче было рекрутировать пехотинца среди бедняков Уэльса, чем среди степенных мирных англичан», — пишет профессор Дж. М. Тревельян.