Английская тайна
Шрифт:
Поначалу из-за стекла доносился лишь какой-то записанный на пленку невнятный то ли полурэп, то ли полухаус (Сашок в этих жанрах слабо разбирался). И громкость казалась ему терпимой: они с Анастасией даже вели довольно интимную беседу. Но когда на сцену под радостный свист, улюлюканье и вопли вышли наконец «Зи Блинз», то мир вокруг точно взорвался. Разговаривать дальше стало практически невозможно.
И вот тогда-то Настя взяла и пригласила захмелевшего Сашка танцевать. К такому обороту дела он не был готов. Но Анастасия явно не собиралась, говоря на англорусе, «брать нет за ответ» и без особых разговорчиков схватила его за руку (придется признать, это было чертовски приятно!) и поволокла вниз, в танцевальную часть.
Ух,
Сначала Сашок боялся, что не выдержит — грохнется в обморок, или что его стошнит на глазах у всех, или что-нибудь еще в этом роде. Но оказалось, что он вполне справляется с ситуацией, держится круто и даже как-то дергается в такт ритму. Слух, думал он, возможно, будет поражен, придется потом долго лечиться, ну и пусть. Даст бог, со временем восстановится. Постепенно Сашок увлекся, разошелся, пошел, что называется, сыпать. Тайно от себя самого Сашок танцевать любил и в глубине души знал, что у него это неплохо получается. Образование его в этом направлении было минимальным — какие-то жалкие полтора месяца в хореографическом кружке, но он всегда был первым учеником на уроках ритмики в начальной школе.
Учителка говорила матери, что у него природное чувство ритма и замечательная координация движений. Мать потом цитировала эти комплименты со смешком — сама не знала, надо ли такими странными талантами гордиться. «Лучше бы по математике так преуспевал», — подвела она итог. И это был удар не в бровь, а в глаз. Сашок учился неплохо — особенно по гуманитарным предметам, но с такими предметами, как рисование, черчение и геометрия, была беда. «Дефицит пространственного мышления», — говорил, вздыхая, брат матери дядя Миша. Это, полагал он, дефект врожденный, возможно даже, обусловленный сочетанием генов. Его можно, конечно, отчасти компенсировать упорной тренировкой, но только отчасти. Если не дал бог, то, значит, все-таки не дал, и ничего тут не попишешь.
Но все это, добавлял от себя Сашок, относится и к чувству ритма, и к танцевальным способностям тоже. И вот они, эти самые способности, были Сашку зачем-то дарованы. Неужели лишь для того, чтобы вот здесь и сейчас, в русском ночном клубе Лондона он смог произвести впечатление на роковую красавицу по имени Анастасия, мистическим образом похожую на его собственную жену? В обычной своей жизни блеснуть талантом ему удавалось крайне редко, прежде всего потому, что Анна-Мария танцевала неважно и вообще это занятие не любила. Другое дело Анастасия! Ее гибкое тело извивалось, скользило, переливалось из движения в движение, так что казалось, что это не она танцует под музыку, а музыка подстраивается под каждый ее жест, каждое пленительное сокращение мышц. Мало того, Сашок начал было уже вести с Настей некий, не лишенный эротического подтекста, ритмический диалог и все больше входил в азарт, ощущая, как в груди растет удивительное, почти экстатическое нечто. И он так увлекся, что не заметил, как Настя исчезла!
Вот еще буквально секунду назад он смотрел сквозь сумрак зала, сквозь мерцающие цветные блики в ее магнетические глаза, и между ним и Настей, казалось, дрожала, блистала, сверкала невидимая связующая нить. И вдруг хлоп! — нить порвалась! Сашок как раз совершил некий сложный, только что на ходу сымпровизированный пируэт, всего на какое-то мгновение, казалось бы, потерял партнершу из виду, и вот вам — ее уже нет! Еще несколько секунд Сашок по инерции продолжал двигаться в такт ритму, зажатый со всех сторон колыхающейся толпой, спина к спине с полноватой блондинкой
Впрочем, здесь, в русском ночном клубе такие тонкости не имели особого значения. Тут можно было сказать и сортир, и клозет, и даже тубза. Не говоря уже о вариациях всех перечисленных английских терминов. Вот разве что пролетарское слово «уборная» могло, пожалуй, вызвать здесь брезгливое хихиканье…
— Вы не заметили, куда девушка пошла, — глуповато улыбаясь, спросил Сашок у женщины в белом. Блондинка только повела в ответ покатым плечом и, всхлипнув «летс дэнс!», схватила его за руки и потянула в свой круг.
Сашок принялся вяло дрыгаться в компании с двумя незнакомыми мэнами и тремя герлами. Подергивая конечностями, он в то же время озирался вокруг. Насти нигде не было видно.
Отсюда, изнутри Левиафана, клуб казался неизмеримо огромным, а бушевавшая под оглушительную музыку толпа — тысячеруким, тысяченогим зверем, сотрясавшим все вокруг, ревущим в тысячу же своих глоток. Над толпой переливались зеленые, красные, желтые огни. И вдруг кто-то очень больно наступил ему на ногу.
— Оу, уупс, ай эм соу сорри, ай ду аполоджайз, извините ради бога, я не хотел, — бормотал Сашок, борясь с болью.
— Ничего ты не сорри, ничего ты не аполоджайз, — отвечал ему кто-то свирепый, и Сашок ощутил вдруг резкую боль и во второй ступне.
— У-у, — завыл Сашок, — у-у, не надо, что вы делаете, зачем…
— Я тебе сейчас покажу, зачем…
И только тут Сашок начал понимать что произошло: пока он дрыгался, из туалета, или лавотории, вернулся кавалер знойной блондинки. Та же решила зачем-то поддразнить своего хахаля и нарочно слегка прижалась к Сашку в самый момент его возвращения. Хахаль оказался без чувства юмора и теперь собирался разобраться с Сашком по полной программе.
— Нет, вы не поняли! Это… ерунда какая-то… случайность, — залепетал Сашок, — я здесь совсем с другой девушкой! Она куда-то отошла на секундочку, она сейчас вернется! Клянусь вам, я не имел никаких намерений…
— Сейчас они у тебя появятся, намерения, — отвечал свирепый, и Сашок еле-еле удержался от того, чтобы не закричать в полный голос: так больно ему наступили на один раз уже пострадавшую левую ногу.
Это был просто какой-то профессионал наступания на ноги. Продолжая двигаться в ритме танца, этот жуткий тип на каждый третий такт обрушивался на Сашковы ступни.
— Ща ты у меня попляшешь, — страшно ухмыляясь, говорил он.
Боль становилась совершенно невыносимой. Сашок попытался было увертываться, и в половине случаев ему это удавалось, но и одного раза из двух было более чем достаточно. «Я скоро без ног останусь!» — мелькнула паническая мысль.
И что же было делать? Позорно ретироваться? Невозможно! Начать в ответ тоже наступать на ноги грубияну? Тоже идиотство! И от полного отчаяния, не отдавая себе отчет в том, что делает, Сашок вдруг гаркнул: