Английские письма или история кавалера Грандисона

Ричардсон Сэмюэл

Я опасаюсь, Сударыня, что такое излченіе неиначе возможно было совершить, какъ удовлетвореніемъ ея сердцу. Однако, естьли вы преодолете возраженія вашей фамиліи, то можетъ быть должно вамъ будетъ противуборствовать и самой своей дочери, то есть, ея сумнніямъ въ разсужденіи своего закона, когда желаете, дабы она приняла къ себ того человка, коего она любить можетъ. Вы поступите по вашему благоразсмотрнію; но какое бы намреніе вы ни принимали, однако мн кажется, что съ нею надлежитъ поступать съ великою тихостію. А поелику съ нею никогда инако не поступали, то я уврена, что въ толь важномъ случа, когда ея разсудокъ борется съ любовію, противоположенной сему способъ будетъ сверхъ ея силъ. Да внушитъ вамъ Творецъ, къ коему ваше благоговніе толико всмъ вдомо, наилучшія въ семъ дл намренія? я присовокуплю только, что съ того времени, какъ открыла тайну, отъ коей прелестное

ея свойство столько измнилось, она кажется, гораздо спокойне. Однако она страшится того пріема, которой ей при ея возвращеніи, какъ она думаетъ, поступки ея угрожаютъ. Она заклинаетъ меня хать вмст съ нею, естьли получить отъ васъ приказаніе возвратиться. Помощь моя, какъ она говоритъ, будетъ ей нужна для подкрпленія ея духа. Она упоминаетъ, что пойдетъ въ монастырь, судя что ей равно не возможно быть женою другаго человка и согласить свой долгъ со страстію, коей преодолть не можетъ.

Одно утшительное слово, собственноручно вами написанное, много послужитъ, какъ я уврена, Сударыня, къ изцленію ея пронзеннаго сердца. Пребываю съ истиннымъ къ вамъ высокопочитаніемъ и проч;

Гортензія Бемонтъ.

Маркиза написала на сіе письмо такой отвтъ, въ коемъ матерняя признательность изъ каждой строки была видна и приложила къ нему записку къ своей дочери, исполненную самою нжнйшею къ ней любовію, понуждая ее не только возвратиться въ Болонію, но и склонишь ея пріятельницу вмст съ нею пріхатъ. Сіе приказаніе послдуемо было такимъ общаніемъ, что именемъ ея отца и братьевъ она принята будетъ весьма милостиво, и увреніемъ, что всевозможныя употребятъ способы сдлать ее щастливою по собственному ея хотнію.

Примчаніе. Какъ былъ принятъ Кавалеръ Грандиссонъ въ пріздъ свой въ Вну.

Я былъ принятъ самимъ Маркизомъ и Прелатомъ со всми знаками истиннаго почтенія и дружества. Какъ скоро они меня оставили свободнымъ, то Іеронимъ, которой еще не выходилъ изъ горницы, обнялъ меня съ нжностію. Наконецъ, говорилъ онъ мн, щастливо ршилось то дло, которое столь долго на сердц у меня лежало. О Кавалеръ! ваше щастіе не сумнительно. Клементина принадлежитъ вамъ; теперь съ удовольствіемъ принимаю въ объятія своего брата; но я васъ останлю; подите къ щастливой моей сестр. Вы ея найдете съ моею матушкою: он васъ ожидаютъ. Облегчите нсколько смущеніе столь нжной двицы. Она не будетъ въ силахъ выразить вамъ и половины своихъ чувствованій.

Тогда пришла къ намъ Камилла, желая меня провесть въ кабинетъ къ Маркиз. Дорогою она сказала мн тихимъ голосомъ: съ какою радостію видимъ мы опять у себя наилучшаго изъ всхъ мужчинъ. Столь многократно оказыванное благодушіе заслуживало сея награды.

Я засталъ Маркизу за уборнымъ столомъ въ пребогатомъ наряд, какъ бы въ церемоніи, но при ней не было ни одной женщины, да и Камилла, какъ только отперла мн дверь,отъ насъ ушла. Клементина стояла за креслами своей матери. Она была одта съ лучшимъ вкусомъ, но сродная ей скромность, обнаженная любезнымъ румянцемъ, которой казалось выступалъ на ея лиц отъ тогдашнихъ обстоятельствъ, придавала ей боле блеска, нежели моглабъ оная получить отъ самыхъ богатыхъ нарядовъ. Маркиза при моемъ вход встала. Я подошедъ поцловалъ у нея руку, а она мн говорила: вы, Кавалеръ, есть одни только, кому я могу оказать сію учтивость съ благопристойностію, потомъ оборотясь къ своей дочери сказала; что ты, дорогая моя Клементина, ничего не говоришь Кавалеру? Прелестная Клементина потупила глаза, и измнилась нсколько въ лиц, у ней не достаетъ голоса, прервала сія ласковая мать, но я вамъ ручаюсь за ея чувствованія.

Посудите, любезной мой Докторъ, сколько долженъ былъ меня тронуть столь лестной пріемъ, когда еще я и не зналъ, что мн длать будетъ приказано.

Пощадите меня, любезная Маркиза, говорилъ я самъ въ себ! Не требуйте отъ меня ничего

такого что бы противно было моимъ правиламъ, и возмите себ хотя весь свтъ со всею его славою и сокровищами, но я довольно буду богатъ, естьли вы мн дадите свою Клементину.

Маркиза посадила свою дочь въ кресла. Я къ ней подошелъ. Но какъ могъ я предаться всей своей признательности, когда я смущался многими опасеніями? Однако я изьяснился съ такимъ жаромъ, что смогъ придать къ своей почтительности нкую твердость, коей оная не одна была причиною. Потомъ выдвинувъ кресла для Маркизы, взялъ другіе по ея приказу и для себя. Она взяла свою дочь за руку, для привлеченія ея къ себ довренности, а я осмлился взять ее за другую. Любезная Клементина покраснвъ наклонила голову, но не отвергла сей моей смлости, какъ бы то сдлала въ другомъ случа. Матушка ея предлагала мн много безпристрастныхъ вопросовъ о моемъ путешествіи и о дворахъ, при коихъ я былъ со времени моего отъзда: она навдывалась о Англіи, о моемъ батюшк и о сестрицахъ; а при сихъ послднихъ вопросахъ оказывала видъ благопріязни и дружества, какой обыкновенно принимаемъ, когда навдываемся о такихъ особахъ, кои скоро намъ принадлежать будутъ.

Сколько трудностей и удовольствія чувствовалъ я отъ такой ласки! Я не сумнвался, чтобъ мн не предложено было перемнить законъ, а мене еще колебался о непреодолимой своей приверженности къ отечественному нашему исповданію. По краткомъ разговор любезная двица вставъ поклонилась низко своей матушк; мн же оказала сію честь съ видомъ истиннаго достоинства и вышла изъ кабинета. Ахъ! Кавалеръ, сказала мн тогда Маркиза, я ни какъ не чаяла, посл вашего отъзда, такъ скоро опять съ вами свидться, и не знала той причины, которая насъ теперь соединяетъ. Но вы можете принять свое благополучіе съ признательностію. Скромность ваша служитъ обузданіемъ вашей пылкости.

Я ей отвчалъ на то низкимъ поклономъ. Чтобъ могъ я тогда сказать?

Маркизъ и я, продолжала она, оставили нсколько длъ на разобраніе между вами и Епископомъ нашимъ сыномъ. Вы получите, естьли не будете противиться, сокровище въ Клементин, да сокровище еще и съ нею. Мы намрены сдлать въ ея пользу все, что бы мы дйствительно сдлали, естьлибъ усмотрли въ ней привязанность къ тому супругу, коего отецъ ей назначалъ. Вы можете посудить, что дочь наша намъ дорога… безъ чего……

Я одобрилъ благопривтливость ихъ.

Я не могу сумнваться, Г. Грандиссонъ, продолжала она, чтобъ вы не любили Климентины больше всхъ другихъ женщинъ.

Истинно сказать могу, любезной Докторъ, что я никогда не видалъ такой особы, къ коей бы боле чувствовалъ склонности. Я защищалъ себя высокимъ мнніемъ, которое имлъ о ихъ достоинствахъ, доводами касательно закона, довренностію, которою меня вся сія фамилія почтила, и намреніемъ, которое я принялъ при начал моихъ путешествій, не совокупляться бракомъ ни съ какою иностранкою.

Я уврилъ Маркизу, что не имю никакихъ обязанностей, и что не бывъ столь легкомысленъ дабы домогаться могъ того щастія, кое она мн показываетъ, съ трудомъ смлъ льститься, что оное для меня сберегается. Она отвчала мн, что почитаетъ меня того достойнымъ; что я знаю все то уваженіе, которое ея фамилія ко мн иметъ; что уваженію Климентины ко мн не иное есть основаніе, какъ добродтель; что мои свойства доставляютъ мн сіе щастіе; что людскія мннія не преминули привести ихъ въ нкое замшательства, но что они превозмогли сіи разсужденія и не сумнваются чтобъ я по великодушію своему равно и изъ благодарности не сдлалъ также всего того, что отъ меня зависть можетъ.

Маркизъ не замдлилъ къ намъ придти. Глубокая задумчивость изображалась на всхъ чертахъ его лица. Сія любезная дочь, говорилъ онъ входя, сообщаетъ и мн часть своей болзни. Не всегда бываетъ щастіемъ, Кавалеръ, имть дтей, подающихъ о себ наилучшую надежду. Но не будемъ о томъ говоритъ. Клементина двица превосходная. По общимъ расположеніямъ Божія промысла зло однихъ обращается къ добру другихъ. Епископъ Ноцера вступитъ съ вами въ договоры.