Английский дом. Интимная история
Шрифт:
Восковые свечи не чадили, их фитили не нужно было подрезать, поэтому их охотно вставляли в висевшие под потолком люстры.
На свечи существовала фиксированная цена, и при найме человека на работу нередко оговаривали, сколько свечей полагается ему ежедневно. При королевском дворе на каждого слугу выделялось определенное количество дров, пищи и свечей. В дело шли и огарки, вокруг которых в крупных домохозяйствах вспыхивали жаркие споры: собирая и продавая их, слуги неплохо зарабатывали.
Но и правительство по-своему наживалось на потребности людей освещать жилища. В 1709 году был введен налог на восковые свечи — по четыре пенса за фунт. С одной стороны, эта мера вызывала у людей сильное недовольство, с другой — когда к приходу гостей хозяева зажигали, несмотря на налог, свечи, первым
У восковых свечей существовал более дешевый заменитель — сальные свечи, изготовляемые из животного жира. Считалось, что по качеству они выше травяных. Лучшие сальные свечи делали наполовину из бараньего, наполовину из коровьего жира, потому что «свечи на основе свиного сала чадят густым черным дымом и издают отвратительный запах». Впрочем, вонь источали и те, и другие, да и выглядели отталкивающе — неприятного коричневого цвета: «При горении от старой сальной свечи исходят мерзкий смрад и удушливый дым». В голодные годы доведенные до отчаяния люди питались сальными свечами — ужасными на вкус, но калорийными.
Мастерство изготовителя состава для свечей высоко ценилось, и в 1390 году свечное дело было занесено в перечень существовавших тогда ремесел. В 1462 году «Почтенной компании изготовителей сальных свечей» была пожалована королевская грамота.
Помимо неприятного запаха, сальные свечи имели еще один недостаток: с них требовалось снимать нагар. Каждые несколько минут фитиль приходилось подрезать, иначе свеча оплывала и начинала чадить. Поэтому свечные щипцы были непременным атрибутом каждой гостиной. Лишь в 1820 году французы изобрели крученый фитиль, который горел без нагара.
Разумеется, в век свечей и каминов были несчастные случаи. Лондонский резчик по дереву Ниемая Уоллингтон из многолюдного прихода Сент-Леонард-Истчип в лондонском Сити несколько раз буквально чудом не сгорел заживо. Как-то раз слуга Уоллингтона Обадия вопреки правилам взял в свою комнату горящую свечу, и та упала, спалив «пол-ярда простыни и постель с тюфяком». Находчивый Обадия разбудил приятеля, служившего в том же доме, и «вдвоем они принялись мочиться на огонь».
Еще одна история произошла на другом конце Лондона, где жила богатая леди Рассел (об этом семействе напоминает название Рассел-сквер). Она сидела и читала у себя в кабинете, когда ее до смерти напугал побежавший по полу «шипящий огонь». Несчастная женщина никак не могла понять, что происходит, пока слуга, смущенно попросив прощения, не признался, что «по ошибке дал ей свечу с пороховым запалом — из тех, что обычно зажигают в праздники для забавы».
Комнаты, освещаемые свечами, старались оформить так, чтобы они выглядели наиболее выигрышно при неярком свете. В гостиных состоятельных людей георгианской эпохи все блестело и переливалось. Пламя свечей отражалось в золотых ободках тарелок, серебре замочных скважин и металлической вышивке камзолов, усиливая эффект сияния. Действительно, придворная дама в платье из ткани с серебряными нитями в свете свечей казалась сверкающей драгоценностью.
Помимо налога на свечи, существовал — и довольно долго — так называемый оконный сбор, метко прозванный в народе налогом на свет и воздух. До 1696 года базовый налог с домохозяйства взимался исходя из количества очагов. Однако, для того чтобы сосчитать, сколько в доме очагов, налоговому инспектору требовалось попасть внутрь, а хозяева, естественно, не спешили его впускать. В 1696 году налог на очаги заменили налогом на окна: отныне чиновнику налоговой службы достаточно было обойти дом снаружи и сосчитать оконные проемы. Первоначально ставка налога составляла два шиллинга с небольшого дома и четыре — с дома, имевшего от десяти до двадцати окон. История оконного сбора помогает раскрыть тайну сохранившихся с георгианского периода домов с заложенными кирпичами окнами. В 1747 году владельцы домов, имевших десять и более окон, должны были платить по шесть пенсов за каждое лишнее окно. В результате в городе, например на Элдер-стрит, в районе Спитлфилдс, появились дома с оконными проемами, заложенными кирпичами. В каждом таком доме оставалось ровно по десять «нормальных» окон. А вот изящная гипотеза о том, что английское выражение daylight robbery —
Владелец дома в Спитлфилдсе уменьшил число окон, заложив кирпичом несколько проемов, чтобы не платить повышенного налога.
Налог на окна способствовал пополнению государственной казны, но в домах из-за него стало темнее. «Для здоровья членов общества в жилых домах совершенно необходима надлежащая вентиляция, — негодует в своей книге «Абсурдность и несправедливость налога на окна» (1841) М. Хамберстон. — Налог этот подобен демону темноты, сеющему на своем пути разврат и бедствия». Представление о том, что жить в душных домах опасно для здоровья, подкреплялось верой в учение о миазмах.
Налог на окна вызывал особенное недовольство горожан еще и потому, что собирали его нерегулярно. Когда после нескольких лет необъяснимого перерыва в квартале неожиданно появлялся сборщик налогов, встречали его, мягко говоря, недружелюбно. 1750-е годы были отмечены героической битвой жителя Данбита (Шотландия) Уильяма Синклера с местным сборщиком налогов. «Что до мистера Ангуса, налогового сборщика графства Кейтнесс, — пишет он, — я должен честно объяснить, почему повел себя с ним столь нелюбезно. В 1753 году он явился ко мне, осмотрел мои окна и установил, что их 28. Через полгода он явился вновь, провел еще один осмотр и насчитал 31 окно, хотя новых я не прорубал, как не замуровывал и старых. В июне 1754 года он составил документ, из которого следовало, что у меня 47 окон, о чем он уведомил налоговую службу. Я подал жалобу, и с меня взяли налог за 31 окно. Последний раз он пришел и насчитал 34 окна. Я разозлился и поклялся, что отомщу ему». Из-за недоразумений подобного рода в 1851 году налог на окна был отменен.
В конце XVII века дрова начали постепенно заменять углем. Уголь горел дольше и давал больше тепла. Считаясь поначалу роскошью, очень скоро он вошел в широкий обиход, и правительство, естественно, поспешило обложить его налогом. Говорили, что после пожара 1666 года лондонский Сити был отстроен в том числе и на доходы от угольного налога.
В георгианские времена золу из печей и каминов ссыпали в подвалы; дважды в год вызывали городских мусорщиков, которые эти подвалы очищали. На самом деле первоначально мусорщики в основном занимались именно вывозом угольной золы и лишь позже расширили сферу своей деятельности на прочие виды отходов. На сохранившихся до наших дней старинных мусорных ящиках красуется надпись «Горячую золу не бросать».
Чтобы в очаге или камине была хорошая тяга, дымоход требовалось содержать в чистоте. Долгое время эту работу поручали трубочистам, в роли которых выступали худенькие мальчики; после 1855 года, когда детский труд был запрещен, распространение получил более гуманный способ очистки с помощью ерша.
Открытый очаг — не слишком эффективное средство обогрева, потому что большая часть тепла уходит в трубу. В позднегеоргианскую эпоху систему домашнего отопления революционизировал американец по происхождению граф Румфорд, получивший свой титул от правителя Баварии. Он видоизменил конструкцию традиционного камина, встроив в дымоход дополнительные элементы, что позволило существенно снизить расход топлива. Румфорд ратовал за разумную экономию: «Чтобы вскипятить чайник, часто топлива жгут больше, чем при надлежащем подходе хватило бы для приготовления обеда на пятьдесят человек».
Однако кардинальные преобразования системы отопления произошли в XVIII веке, затронув больницы, тюрьмы и мануфактуры (ткацкое производство требует поддержания высокой температуры, при которой повышается эластичность нитей). В жилищном строительстве центральное водяное отопление в первую очередь появилось в оранжереях и теплицах больших усадеб, где выращивали ананасы и другие теплолюбивые растения. В них устанавливали систему труб, по которым циркулировала горячая вода; бдительные садовники сутки напролет топили печи.