Английский с Р. Л. Стивенсоном. Странная история доктора Джекила и мистера Хайда / Robert Louis Stevenson. The Strange Case of Dr. Jekyll and Mr. Hyde

Стивенсон Роберт Льюис

“And now,” said he, “to settle what remains. Will you be wise? will you be guided? will you suffer me to take this glass in my hand, and to go forth from your house without further parley? or has the greed of curiosity too much command of you?

Think before you answer (подумайте, прежде чем ответить), for it shall be done as you decide (потому что будет сделано так, как вы решите). As you decide (как вы решите), you shall be left as you were before (вы останетесь таким же как и раньше), and neither richer nor wiser (ни богаче и не мудрее), unless the sense of service rendered to a man in mortal distress (если только ощущение помощи, оказанной смертельно

больному человеку = человеку в минуты смертельной опасности) may be counted as a kind of riches of the soul (может быть воспринято как некое подобие богатств души = возможно, и обогащает душу; to count – считать; принимать во внимание, засчитывать). Or, if you shall so prefer to choose (или, если вы предпочтете выбрать это), a new province of knowledge and new avenues to fame and power shall be laid open to you (новые области знаний и новые пути к славе и власти откроются перед вами; avenue – авеню, дрога; путь, средство), here, in this room upon the instant (здесь, в этой самой комнате, в тот же момент); and your sight shall be blasted by a prodigy (и ваше зрение будет поражено удивительным феноменом; sight – зрение; воззрение, мнение; to blast – взрывать; разрушать /планы, надежды и т. п./; prodigy – знак, предзнаменование; чудо) to stagger the unbelief of Satan (/способным/ поколебать неверие сатаны; to stagger – идти шатаясь; поколебать, вызвать сомнения).”

Think before you answer, for it shall be done as you decide. As you decide, you shall be left as you were before, and neither richer nor wiser, unless the sense of service rendered to a man in mortal distress may be counted as a kind of riches of the soul. Or, if you shall so prefer to choose, a new province of knowledge and new avenues to fame and power shall be laid open to you, here, in this room upon the instant; and your sight shall be blasted by a prodigy to stagger the unbelief of Satan.”

“Sir,” said I, affecting a coolness that I was far from truly possessing (притворяясь спокойным, каковым я, по правде, далеко не был: «изображая/симулируя спокойствие, от подлинного обладания которым я был далеко»; coolness – прохлада; хладнокровие, спокойствие; to possess – обладать), “you speak enigmas (вы говорите загадками), and you will perhaps not wonder (и вы, возможно, не удивитесь тому) that I hear you with no very strong impression of belief (что я слушаю вас без особого доверия; impression – впечатление; представление, ощущение; belief – вера; доверие). But I have gone too far in the way of inexplicable services (но я зашел слишком далеко по части оказания необъяснимых = таинственных услуг) to pause before I see the end (чтобы останавиться прежде, чему увижу конец).”

“It is well (хорошо),” replied my visitor. “Lanyon, you remember your vows (Лэньон, вы помните вашу /профессиональную/ клятву): what follows is under the seal of our profession (то, что сейчас последует = произойдет, является врачебной тайной; seal – печать; торжественное обещание, обет). And now, you who have so long been bound to the most narrow and material views (а теперь, вы, который столь долго был привязан к самым ограниченным и материалистическим взглядам; narrow – узкий; ограниченный), you who have denied the virtue of transcendental medicine (вы, который отрицал эффективность трансцендентальной медицины; virtue – добродетель; сила, действие), you who have derided your superiors – behold (вы, который высмеивал тех, кто способнее вас – смотрите; superior – высший, превосходящий другого; старший, начальник)!”

“Sir,” said I, affecting a coolness that I was far from truly possessing, “you speak enigmas, and you will perhaps not wonder that I hear you with no very strong impression of belief. But I have gone too far in the way of inexplicable services to pause before I see the end.”

“It is well,” replied my visitor. “Lanyon, you remember your vows: what follows is under the seal of our profession. And now, you who have so long been bound to the most narrow and material views, you who have denied the virtue of transcendental medicine, you who have derided your superiors – behold!”

He put the glass to his lips (он поднес стакан к губам), and drank at one gulp (и выпил /содержимое/ залпом; gulp – глотание; заглатывание; большой глоток или

хлебок). A cry followed (раздался крик); he reeled, staggered (он покачнулся, зашатался; to reel – кружиться; шататься), clutched at the table and held on (ухватился за стол и держался за него; to hold on – держаться; придерживаться), staring with injected eyes (уставившись налитыми /кровью/ глазами; to stare – пристально глядеть, вглядываться; уставиться; to inject – вводить; впрыскивать), gasping with open mouth (ловя воздух открытым ртом; to gasp – дышать с трудом, задыхаться; ловить воздух); and as I looked, there came, I thought, a change (и пока я смотрел, произошла, как мне показалось, перемена) – he seemed to swell (он, казалось, увеличивался; to swell – надуваться; увеличиваться) – his face became suddenly black (его лицо внезапно почернело: «стало внезапно черным») and the features seemed to melt and alter (и черты, казалось, смягчились и изменились; to melt – таять; плавиться; смягчаться) – and the next moment I had sprung to my feet (и в следующее же мгновение я вскочил на ноги) and leaped back against the wall (и отскочил назад, к стене), my arm raised to shield me from that prodigy (подняв руку, чтобы защитить себя от этого чуда = видения), my mind submerged in terror (мой рассудок /был при этом/ преисполнен ужаса; to submerge – погружать в воду, затоплять).

He put the glass to his lips, and drank at one gulp. A cry followed; he reeled, staggered, clutched at the table and held on, staring with injected eyes, gasping with open mouth; and as I looked, there came, I thought, a change – he seemed to swell – his face became suddenly black and the features seemed to melt and alter – and the next moment I had sprung to my feet and leaped back against the wall, my arm raised to shield me from that prodigy, my mind submerged in terror.

“O God (Боже мой)!” I screamed (пронзительно закричал я), and “O God!” again and again (/и продолжал твердить/ снова и снова); for there before my eyes (так как перед моим взором) – pale and shaken (бледный и дрожащий), and half fainting (и едва не падающий в обморок), and groping before him with his hands (и шарящий руками перед собой), like a man restored from death (словно человек, воскресший из мертвых: «возвращенный из смерти»; to restore – возвращать, отдавать обратно) – there stood Henry Jekyll (стоял Генри Джекил)!

What he told me in the next hour (то, что он рассказал мне за следующий час) I cannot bring my mind to set on paper (я не могу решиться доверить бумаге; to bring smb. to do smth. – заставлять, убеждать кого-либо сделать что-либо). I saw what I saw (я видел то, что видел), I heard what I heard (и слышал то, что слышал), and my soul sickened at it (и душа моя изнемогала от этого; to sicken – заболевать; испытывать отвращение, изнывать); and yet, now when that sight has faded from my eyes (а теперь, когда этот вид постепенно сгладился перед моим взором) I ask myself if I believe it (я спрашиваю себя – верю ли я в это сам), and I cannot answer (и не могу ответить). My life is shaken to its roots (моя жизнь потрясена до самого основания: «до ее корней»; root – корень; основание); sleep has left me (сон покинул меня; to leave); the deadliest terror sits by me at all hours of the day and night (невыносимый смертельный ужас стережет меня каждый час дня и ночи; to sit – сидеть; находиться, стоять); I feel that my days are numbered (я чувствую, что дни мои сочтены), and that I must die (и что я должен умереть); and yet I shall die incredulous (и все же, я умру неверящим /в это/).

”O God!” I screamed, and “O God!” again and again; for there before my eyes – pale and shaken, and half fainting, and groping before him with his hands, like a man restored from death – there stood Henry Jekyll!

What he told me in the next hour I cannot bring my mind to set on paper. I saw what I saw, I heard what I heard, and my soul sickened at it; and yet, now when that sight has faded from my eyes I ask myself if I believe it, and I cannot answer. My life is shaken to its roots; sleep has left me; the deadliest terror sits by me at all hours of the day and night; I feel that my days are numbered, and that I must die; and yet I shall die incredulous.