Английский сад. 4. Кружева
Шрифт:
– Никогда! – Фредди грубо взял ее запястье, - Слышишь, никогда! Я жалею только, что связался с тобой, что бросил все ради такой мрази, как ты.
– Ты еще будешь моим! – она выбежала из чайной комнаты.
– Никогда, - за окном лил дождь, - Простишь ли ты меня, любовь моя? О, небеса дайте силы нам двоим! – он поднял глаза к небу, призывая все небесные силы на помощь.
Тяжело вздохнув, он снова отошел от окна, складывая в чемодан последние вещи. Тяжелые свинцовые брюссельские тучи давили на город, дождь шел не прекращающимся потоком, барабаня в стекла. Джозеф отпил воды, захлопывая чемодан. Гнев клокотал в нем, Брюссель не дала ему того, что он хотел. Он так надеялся на эти переговоры,
Прилетев в Лондон, Джозефа ждала служебная машина, он не хотел ехать домой, глушить вином там свою неудачу. В Аллен-Холл он приехал совсем в мрачном настроение, он давил в себе чувство ненависти, он так хотел прейти к Саманте Синклер и свернуть ее тоненькую шейку. Вот, дрянь! Полгода она строила ему глазки, делала вид, что за него, спала с ним, а вместо этого получала тайные указания от его отца. Сэм была дочерью члена совета директоров, и как казалось Джозефу, она сможет перетянуть на его сторону своего отца. Но вместо этого втершись в его доверие, она предала его, фактически провалив переговоры. Он догадывался, что она пела партнером, то, что она сказала убедило Брюссель отказаться от сделки. Он провалился.
Он прошел в дом, прислуга как всегда услужливо ему улыбнулась, Джозеф понимал всех, ведь они все гадают кому из них перейдет это владение. Джозеф поздоровался с Дианой, возившейся в Зимнем саду, Виктора он нашел в библиотеке, дед увлечено смотрел какие-то книги. Джозеф кашлянул, Виктор поднял не него глаза, он встал из кресла, видя замешательство внука. Виктор распахнул для него свои объятья, железный контроль Джозефа рухнул. Виктор всегда был ему больше, чем дед, он стал для него, он подарил ему надежду. Виктор обнял его.
– Что с тобой? – прошептал он.
– Я провалил дело, - ответил Джозеф, разнимая объятья деда, - все пошло прахом. Неужели, он не понимает, как это важно для нас, - Джозеф ударил кулаком об стол, - он же Хомс, он же не должен все долбить…
– Джозеф, успокойся, - Виктор положил ладонь на его плечо, - когда, меня не станет, то все почти перейдет в твои руки.
– Ты же знаешь у него уже сорок процентов акций, как и у тебя, остальное у этого чертова совета, - Джозеф сжал кулак, прижимая его к губам, - он ловко все провел.
– Сорок будет у тебя, - произнес спокойно Виктор, - остальное все в твоих руках, ты должен вернуть былую славу «Хомс и Ко», какая у нас была в двадцатые – тридцатые, и после войны.
– Да, я должен, но что я могу? – Джозеф пожал плечами, - во мне видят юнца, не понимающего равным счетом ничего. Если бы я перетянул на свою сторону Гарри, то мне было бы легче, ведь ему уже тридцать пять, возраст играет в его пользу, - Джозеф кинул взгляд на графин с водой.
– Джозеф, мы оба знаем, что мой век подходит к концу, я отдам тебе все акции, Бетти замок, все остальное относительно поровну, - Джозеф сжал морщинистую руку Виктора.
– Ты слишком сильно веришь в нас, - ответил он, - посмотри, мы тонем…
– Я и вы не должны дать возможность моей матери радоваться там в той жизни, - Джозеф улыбнулся, для Виктора это всегда было делом принципа, и по сути сейчас он возлагал на него ответственность за их семью, - Джордж станет главой семьи, но ты должен ему помочь, вызвать в нем зверя, ибо его либерализм усугубит все.
– Почему я? Почему не Гарри? – Джозеф отвернулся от деда.
– И ты, и он, вы шестерка, должны помочь нашей семье, потому что только в вашу силу я верую.
Пахло
Как только Алик сказал, что Фредди не собирается подписывать бумаги, в ее сердце загорелся светлячок надежды, сердце как-то радостно затрепетало, стало так сладко, так хорошо. Но совсем скоро она очнулась от этого сна. Что-то за этим всем кроется, только что? Она так и не смогла после разрыва с Брайаном прийти в себя, все-таки что-то она к нему испытывала. Она стала собирать яблоки, чтобы хоть немножко оторваться от своих грустных мыслей. Все эти месяцы она боролась с собой, чтобы забыть все свое прошлое, даже приезд в Аллен-Холл ее не исцелил, эти мысли гнались за ней, были постоянно с ней. Сердце вновь затрепетало, как у ребенка от предвкушения чуда, она обернулось, и сердце замерло… Она обернулась, перед ней стоял Фредди. Бетти смотрела на него, объятая от одного его взгляда огнем. Ее сердце, ее душа, ее тело горели, горели в пламени страсти, любви, нежности. Сердце готово было крикнуть: «Я прощаю тебя. Все в прошлом». А гордость шипела и угрожала: «Не унижай себя, он обманет тебя опять, как и всегда». Его взгляд пробежался по ней. Она была похожа на ту девочку, которую он когда-то встретил: в небесно-голубом одеянии, полная загадки и тайн. Ему снова показалось, что перед ним была та самая четырнадцатилетняя девчонка, такая же свежая, как роза, такая же юная как утренняя заря. Они стояли на большом расстоянии, смотря друг на друга, пристально изучая друг друга. Какая-то неведомая магия влекла их друг к другу, что-то тянуло их, и они делали маленькие шашки на встречу друг другу. В Бетти боролось два начала: любовь и боль.
– Нам надо поговорить, - начал он, ее сердце, просило броситься в его объятья.
– Нам не о чем с тобой говорить, - отрезала ее гордость.
– Бетти, это важно…
– Хватит ломать передо мной комедию! – кричала гордость, хватит причинять себе боль отказом, требовало сердце.
– Я не ломаю!
– Уходи, - велела гордость ему. Беги – приказали страх и боль, беги пока можешь, спрячься, пока он не причинил тебе еще большой боли. Она бросилась в сторону полей, он за ней. Она бежала от него, от своей любви. «Н-е-е-е-т!!!» - негодовало сердце, что же ты делаешь, зачем же ты всех их слушаешь? Слушай меня!
– Бетти, стой, прошу тебя! – кричал ей Фредди, а она убыстряла бег. Бетти перемахнула через старое полуразрушенное хаха, теряя при этом балетки. Перед ней предстало поле, трава еще не успела обсохнуть от дождя. Влажные травы, и сырая земля заморозили ей ноги. Надо добежать до реки, но не давний выкидыш не могли ей позволить сохранять прежний темп. Бетти спотыкнулась об какую-то корягу и растянулась на земле, чувствуя что, потянула лодыжку, - Бетти, девочка моя.
Он уже прижимал ее к себе, с ней творилось нечто невообразимое, по щекам бежали жгучие слезы то ли от обиды, то ли от боли… Он уже прижимал ее к себе, шепча, что-то ей. Пальцами Фредди осушал ее слезы, все сильнее прижимая к себе, и убаюкивая ее, как ребенка. Понемногу Бетти стала сдаваться, но что-то внутри нее продолжало сопротивляться ему. Какая-то часть ее души была против его объятий, против этого жаркого возбуждающего шепота. Он умело играл на струнах души, так как раньше, будя в ней все чувства, все прежние положительные эмоции, пробуждая ее чувствительность.