Английский сад. 4. Кружева
Шрифт:
– Я знаю, это кощунство, но нам нужна новая глава. Папа теперь это ты, - Джордж тяжело сглотнул. Теперь он был старшим в этой семье.
– Но…
– Джордж, давай, - подбодрила его жена.
Через две недели приехал душеприказчик Виктора – мистер Беннет, его адвокат. Хомсы собрались в мраморной гостиной, чтобы услышать, как Виктор решил распорядиться своим имуществом. Флора чувствовала гнетущую атмосферу. После того как Джордж стал главой семьи, Руфус устроил скандал, потому что теперь он был самым старшим. Но дети и внуки Виктора отстояли право Джорджа. Никто не хотел больше соревноваться со второй семьей. Теперь Хомсы Английские стали совсем независимыми во всем от них. Мистер Беннет поправил очки, смотря на них всех. Это было небольшое наставление. Виктор делил все
– Я знаю, дорогая, что в детстве ты мечтала, жить здесь. Ты стояла у окна, и представляла себя хозяйкой, и достойна этого, как никто другой. Гарден-Дейлиас должен принадлежать Джозефу, и у тебя должен быть дом достойный королевы, потому что, ты доказала что можно добиться всего, что захочешь. Аллен-Холл твой Бетти, я хочу, чтобы он принадлежал тебе и Фредди. Вы вдвоем будете им владеть, и это моя воля.
– Бетти, - Фредди потряс ее, она оторвала голову от его плеча, пребывая в недоумение.
– А что? – переспросила она.
– Аллен-Холл наш, - прошептал он, - Виктор отдал его нам.
– Ах, - она снова приникла к нему. Ей стало легко, и она не верила, что это правда. Бетти снова заплакала, ей надо стать сильной, нужно привести себя в чувства.
Бетти была в кленовой аллее. Был конец января, воздух был наполнен свежестью, он был такой прозрачный такой легкий, она набрала полные легкие. Диана подумала, что ей стоит снять жилье, но они с Фредди даже слушать не хотели это, Диана должна была остаться в доме, которому отдала всю себя. Бетти окинула взглядом Аллен-Холл, теперь все это принадлежит ей и Фредди. Она прощалась, зная, что скоро вернется сюда, когда закончиться работа над альбомом. Бетти хотела еще одного ребенка, хотела наполнить этот дом радостью. Но сколько она сможет прожить без музыки, не долго, наверное. Да и просто забеременеть для нее теперь чудо, а родит здорового малыша истинное чудо. Ее жизнь была полна взлетов и падений, так хотелось порой все бросить, но все же музыка ее жизнь. Она закрыла глаза, прижимаясь к стволу дерева. Жизнь была полна неожиданностей и случайностей. Это должно было когда-то случиться, все заканчивается, у всего есть свой логический конец, у жизни это смерть. Нужно ехать, мир затаив дыхание, ждал новых творений от них, Виктор бы никогда не простил бы ей, если бы она сдалась. Она пошла к дому, где ее ждала машина. Он всегда ей говорил, не показывай им, что ты слабая, пусть тебя упрекнуть отсутствием сердца, нежели назовут слабаком.
После похорон Мери-Джейн заперлась в своем доме, она никого не хотела видеть, слушать. Она не могла исполнить обещание данное Виктору на смертном одре. Антонио ей уже никогда не вернуть, он был счастлив со своей Ребеккой, она не докучала его хозяйственными вопросами, за ее юбку не держался выводок детей. Она устраивала его карьеру, конечно, ему это нравилось, ведь с ней он не знал забот, его ничто не беспокоило, пока он творил. Мери-Джейн же застрявшая в рутине, совсем не вписывалась в его праздный мир до этого. Она же стала настоящей наседкой, писав статьи дома, почти не выходящая в свет, отвыкшая от звездных тусовок. А он хотел этого всего, и это он увидел в Ребекке.
Но Мери-Джейн училась на своих ошибках. За три месяца она привела себя в форму, отметив, что ее талия стала такой же тоненькой, когда ей было шестнадцать лет, и она, как Скарлетт О’ Хара чувствовала чужую зависть. Выкинув из своего шкафа все, она стала прогуливаться по дорогим магазинчикам, теперь, когда она не зависела от кошелька мужа, позволяла себе все. Она постоянно выходила в свет, посещая все скучные и веселые мероприятия, но в один миг все оборвалось. Ранний звонок Дианы оборвал все в ней, будто бы она снова потеряла себя, ощутила той ничтожной женщиной, какой сделала себя сама. Виктор умер, она старалась принять это, но данное ему обещание тянуло ее на дно. Заполняя пустоту галерей, встречами с читателями, вечера у печатной
Но если она искала свежий глоток жизни, то Антонио вкушал прелести нового брака. Его карьера была в надежных руках, его постель грела прекрасная женщина, и его звезда сверкала ярче прежнего. Он жил, словно во сне, который надежно оберегала Ребекка. Его ничто не отвлекало от работы, он мог творить, не нужно было выслушивать всякую ерунду, и беспокоится, что в постели его застанут дети. Он был далек от всего этого. Январским утром, он открыл газеты, которые приходили ему из Лондона, Ребекка наливала чай, когда он наткнулся на заголовок: «Вчера умер фарм-магнат Виктор Хомс».
– Черт, - он откинул газеты, - Виктор умер.
– Виктор твой друг? – спросила Бекка.
– Нет, Виктор дед Мери-Джейн, - Ребекка вздрогнула при упоминание имени его бывшей жены, - когда, умер Джейсон, я не мог быть с ней, ведь я был прикован к креслу, - он замолчал, - мне надо позвонить ей. – Ребекка кивнула, сдерживая себя, он не должен понять, как ей все это неприятно. Он набрал номер Килбурн-Холл, трубку подняла Дебора, - как она?
– Сеньориты Мери-Джейн здесь нет, она в Аллен-Холле, и вообще она не хочет вас видеть, - процедила сквозь зубы домработница.
– Передайте ей мои соболезнования, - продолжил Антонио, - как мои дети?
– Они в Аллен-Холле, никому нет дела до вас, - далее он услышал гудки.
– Черт… - простонал он.
Все же через две недели Антонио вновь решил узнать как обстоят дела у его бывшей жены. В английских газетах писали об похоронах Виктора, о дележке его имущества, но его семья молчала, никто ничего не говорил. Он снова не смог поговорить с М-Джейн, она заперлась от всех, предпочла закрыться, и не выходить на свет. Его гнело чувство вины, когда ей нужна была его помощь, он был вдалеке, вкушая прелести богемной жизни. Ребекка твердила, что его это мало должно касаться, он хотел думать так, пытался думать, что все что касается Мери-Джейн отныне не имеет к нему никого отношения. Она же сама разрушила, подсунула эти проклятые документы, будучи беременной их сыном, возможно ради этого он бы остался в семье, но М-Джейн все решила одна. Все же она мать его детей, и ее эмоциональное состояние влияло на их детей. Только ради них он вернется в Лондон, депрессивная мать не лучшее зрелище для них.
В Англию они с Ребеккой приехали раним утром. Антонио надеялся наладить отношения с Мери-Джейн, она должна его простить и понять, понять, что брак с ней стал для него невыносим. Проходя по Трафальгарской площади, он вспомнил себя пятнадцать лет назад, когда увидел ее, с развивающимися волосами в простом сапфировом платье, ее любимый цвет. Тогда она его поразила, удивила, привлекла и спасла его от самого себя. Вытащила со дна, оттащила от пропасти над которой он висел. И вот все закончилось. Он уже давно не тот, он уже не тот двадцатипятилетний молодой человек, ему уже сорок, и он не боялся в отличии от многих начинать свою жизнь с чистого листа. Эти годы не она пыталась удержать его, а он ее. Он терпел ее отъезды, зная, что твориться за закрытыми дверями вечеринок, он прощал, чтобы не произошло, он прощал, даже ее измену. Чтобы она не говорила, но Адора, так похожая на нее, была не его дочерью, но он это принял. Однажды копившиеся в нем чувства прорвались, однажды он осознал, что она давно не дает ему того, что он хочет. В ее доме было на удивление тихо, Антонио в окно гостиной видел, как дети резвились на заднем дворе, кидаясь в друг друга снежками. Дебора с пренебрежением сказала, что Мери-Джейн работает в библиотеке. Он открыл дверь, услышав стук печатной машинки.
– Здравствуй, Мери-Джейн, - кашлянув, произнес он. Она обернулась, от ее бледного лица отхлынула кровь, казалось, будто она сейчас упадет в обморок.
– Что ты здесь делаешь? – она сглотнула.
– Тебе нужна поддержка, - он присел на кожаный диван.
– Точно не от тебя, - прошипела она в ответ, - у меня все хорошо.
– Я звонил тебе, - спокойно продолжил Антонио, - но, ты не отвечала.
– Я с тобой не общаюсь, - она отвернулась от него, вытаскивая лист бумаги из машинки.