Английский союз

Линдсей Доун

— Если вы не можете управлять своими людьми, капитан, что вы делаете в нашей стране?

Он почему-то повеселел, прежнее плохое настроение исчезло; возможно, он смирился со своей судьбой.

— Видит небо, я сделал все, что мог, — сказал он — без особой надежды на ответ. — И прошу, мадам, не посчитайте сказанное мной за грубость, но я больше не намерен возражать, что бы ни пришло вам в голову. Не желаете ли вы разместить вашу древнюю подругу в задней части повозки, между ребенком и бездомной собакой? В таком обществе путешествие

покажется ей еще приятнее. Да, я забыл о ее старом и верном слуге. Как бездумно с моей стороны!

Сара проигнорировала его сарказм и сделала попытку забраться обратно на сидение.

— Боже праведный, не думаете ли вы, что она станет возражать против этого? Еще ребенком она сражалась с индейцами, не говоря уже о британцах в последней войне. Вы убедитесь, капитан, что американские женщины вовсе не беспомощные создания, как вам представлялось.

— Да, я начинаю понимать, мадам. — Он с преувеличенной церемонностью подсадил ее в повозку, потом взглянул на нее и мирно добавил: — Лучше возьмите это.

«Это» оказалось его мундиром, который капитан снял и набросил ей на плечи, несмотря на ее протест. Красный мундир пах табаком и порохом, он являлся символом британской тирании, и ей следовало бы без сожаления отвергнуть его. Но платье ее было порвано, а ночь, несмотря на пожар, делалась тем холоднее, чем дальше они уезжали от центра города, и, как ни странно, Сара обрадовалась ненавистному прежде мундиру и с каждой минутой проникалась все большей благодарностью за то тепло, которое он ей приносил.

Сара с любопытством взглянула на пятно крови, темнеющее на левом рукаве рубашки капитана из-под наспех намотанной и тоже пропитанной кровью грязной повязки, но промолчала.

Капитан, повинуясь ее приказу ехать к дому мисс Дэнвилл, заметил на ходу, словно между прочим:

— Вы замечательная женщина.

— Почему? — спросила она. — Потому что не хочу бросать своих друзей в захваченном врагами городе?

— Я знал, что мы скоро вернемся к этому разговору, — ответил капитан. — Я имел в виду другое, по крайней мере, отчасти. В любом случае, позвольте узнать, сколько вам лет?

— В следующем месяце исполнится двадцать четыре.

— Мне совершенно ясно, что вы не доживете до своего дня рождения. И то меня удивляет, что вы прожили так долго.

Она сделала вид, что не слышит его замечания.

— А сколько лет вам?

— Тридцать один, хотя в настоящий момент я чувствую себя на все сто. Простите мое любопытство: куда вы намереваетесь ехать, если вам удастся выбраться из Вашингтона?

Некоторое время она сомневалась, затем пожала плечами.

— Мой отец отправился в Блейденсберг. Я собираюсь найти его, если смогу.

— Боже праведный! Я сожалею, что спросил вас. Моя дорогая девочка, вы понимаете, что это целых восемь миль, и в дороге вас поджидает гораздо больше опасностей, чем просто вражеская армия?

Она не обратила внимания

и на эти его слова. Она уже обдумывала свою поездку, когда стало очевидным, что им придется покинуть Вашингтон. Магнус все еще может быть там, и если он жив и не ранен, — а она не позволяла себе думать иначе, — он наверняка попытается вернуться в Вашингтон, чтобы разыскать ее; из-за вторжения британцев сделать это чрезвычайно трудно. Впрочем, кто знает, как повернутся дела? Нельзя загадывать даже на час вперед.

Все-таки она считала необходимым найти Магнуса. Но после того, что с ней произошло, мысль о длительной поездке сквозь темноту немного пугала; казалось более предпочтительным укрепиться в каком-нибудь чужом доме, покуда его также не охватит огонь или не ворвутся вражеские солдаты. Предложение капитана охранять ее напомнило ей басню о лисе, охраняющей курятник.

Пока она молчала, он вздохнул.

— Единственная вещь, которая меня удивляет: почему вы позволили отцу отправиться на войну без вас? Я кое-что о вас уже узнал, дорогая мадам, и мне любопытно, почему вы не взяли в руки мушкет и не потребовали разрешения идти с Магнусом. — На миг он как будто задумался. Затем не без насмешки добавил: — В этом случае результат сегодняшней битвы был бы иным.

Она взглянула на него.

— Ведь вы там были?

Когда он кивнул, она спросила против своей воли:

— Что там происходило? Расскажите мне.

Он взглянул на ее лицо, казавшееся в темноте непомерно мрачным. Его собственное лицо смягчилось.

— Как вы могли уже понять, сегодняшнюю битву мы выиграли. Американские войска плохо обучены. Мы победили, но американцам не откажешь в смелости. Они атаковали нас с отчаянием самоубийц. Потери оказались больше, чем в таких случаях планируется. Впрочем, вам нечего стыдиться. Она вскинула подбородок.

— Мне нисколько не стыдно, — сказала она стойко. Но, как ни странно, она была ему за это благодарна. Через некоторое время она добавила, пересиливая себя: — Вы ранены?

Он с пренебрежением посмотрел на свою левую руку.

— Ничего страшного. Всего лишь удар сабли.

— Вы служили в Испании под командованием Веллингтона?

— Да, и все, что я хочу, — оказаться там опять, — ответил он. — Воевать с Наполеоном было намного проще, чем с вами.

Она не успела удивиться, ибо он сразу спросил почти безразлично:

— Где тут поворачивать?

Она ответила, но когда они достигли дома мисс Дэнвилл, тот был весь окутан темнотой; в окнах — даже на верхнем этаже — свет отсутствовал. Сара удивилась: она не думала, что старая леди при всем ее бесстрашии может спокойно пойти спать во время британского нашествия.

Капитан бодро подтвердил ее сомнения.

— Здесь никого нет. Кажется, у нее хватило ума к этому времени уехать. Мне только остается возблагодарить Бога. Пусть и за такие маленькие одолжения.