Аниськин и сельские гангстеры
Шрифт:
К счастью для Смирнова и Комарова, улицы Но-Пасарана были пустынны. Практически все население совхоза слонялось по заброшенному бараку колонии, питая надежду развлечься подсматриванием захвата злодея. Темно было даже в окнах дома престарелых «Улыбка». Поэтому ничего не мешало начальнику горохового цеха и новому участковому Но-Пасарана красться по своим делам. Так они докрались до леса. Неизвестно, сыграла ли тут роль выучка Виктора Августиновича или подозреваемый в убийстве был слишком уверен в своей безнаказанности. А может, просто Смирнов был элементарно невиновен и поэтому не
Возмись Смирнов прогуляться вокруг зарослей орешника, он непременно наткнулся бы на Костю. Но лучшего места для наблюдения не было, поэтому приходилось довольствоваться этим. К счастью, Смирнов пока не собирался гулять вокруг орешника. Он достал из правого кармана пачку сигарет и закурил. Костя потянул носом и угадал знакомый запах.
«Ну погоди, любитель качества, – пригрозил он про себя, – недолго тебе осталось „Парламентом“ баловаться!»
Уже почти совсем стемнело, когда со стороны совхоза послышались быстрые, осторожные шаги. Смирнов тоже услышал их и ловко нырнул в кусты. Шаги приблизились.
– Костя! Константин Дмитриевич! – донеслось до Комарова.
«Калерия, будь она неладна, – догадался Костя, – борща принесла. Или картохи в мундирах. А может, и на пироги расстаралась».
Ну что тут было делать? Сейчас из кустов выйдет Смирнов, эта Буренка объяснит ему, зачем притащилась на ночь глядя в заросли орешника, и все пропало. Даже если Смирнов и не выйдет, то она не успокоится, пока не найдет Комарова и не накормит борщом. Костя горестно вздохнул, гадая, какая из последних версий победит. Победила первая. Из кустов вышел Смирнов.
– Кого, голуба, ищешь? – ласково спросил он.
– К-к-комарова, – промямлила Калерия.
– И зачем же такой крале этот сморчок недозрелый понадобился? – еще ласковее спросил Смирнов.
– Это не он мне, это я ему понадобилась, – совсем тихо ответила Калерия, – он записку мне прислал, чтобы как стемнеет, приходила в орешник.
– Что же ты, лапушка, не научилась почерк кавалера своего узнавать? – участливо поинтересовался Смирнов, – я-то как раз боялся, что признаешь почерк, не придешь. А ты не признала. Вот досада-то!
– Да, досадно, – Калерия говорила так тихо, что Костя с трудом угадывал смысл ее слов. – Я тогда пойду, раз вы ошиблись?
– Это ты ошиблась, – в голосе начальника горохового цеха зазвучал метал, – а я ошибусь, если отпущу тебя из кустов этих живой и невредимой.
– Отпустите, Иван Васильевич, – всхлипнула Калерия, – я никому ничего не скажу!
– Значит, есть, что сказать, – вздохнул Смирнов, – зря ты себя выдала, голуба. А что ты, кстати, не скажешь?
– Что вы Ленку и Серегу убили, – поняв, что допустила непоправимую ошибку, прошептала Калерия.
– Все верно. И зачем только бабы такие болтливые?
Дура-Ленка сама погибла и подругу под нож подвела. Ты тоже не смогла язык за зубами держать.
– Я никому не сказала, – уцепилась
– Любовь я тебе и не предлагаю. А вот что не сказала – невелика заслуга. Не сказала ты из-за трусости, зато вела себя – хуже некуда. И хитрые вы, вроде, бабы, да не умеете хитрость свою себе на благо использовать! Комаров сразу заметил, что с тобой не все в порядке. Занервничала, забилась. А он тоже не дурак – не сегодня-завтра понял бы, что это подозрительно. Вызвал бы тебя на допрос, а там ты и раскололась бы, как яичко пасхальное.
Калерия молчала. Поняла ли она, что сопротивляться бесполезно, или придумывала новый ход спасения?
– Ну, что молчишь? – почти сочувствующе спросил Смирнов, – говори, что знаешь.
– Что знаю? – после небольшой паузы голос Калерии обрел прежнюю твердость и уверенность. – А все знаю. Знаю, что Серега догадался о твоих махинациях и шантажировал тебя. Знаю, что ты сначала платил, а потом зажадничал и решил избавиться от Сереги. Знаю, что Ленка потребовала от тебя признания, а ты вместо признания задушил ее. Знаю, что я – полная дурочка, что испугалась тебя, таракашку запечного. Да разве тебе со мной сладить? Я и десяток таких, как ты, одной левой заломаю.
Комаров понял, что сейчас начнется. Начнется то, ради чего и пришли они с Смирновым в эти кусты. Костя привычным жестом протянул руку к кобуре.
– Дурак! Какой же я дурак! – не удержался он от шепота.
О ужас! Костя совсем забыл, что второпях положил «Макарова» в пакет с бутербродами. И сейчас верный «Макаров» беспризорно валялся под разрушенным крыльцом Савской, если только Савская уже не играет в Джека-Потрошителя и не носится по Но-Пасарану с оружием Костика.
Как ни тих был его возглас, по ту сторону кустов его услышали.
– Ой, мышка, – вскрикнула Калерия.
– Мышка, мышка, – подтвердил Смирнов.
Воспользовавшись замешательством Калерии, он взмахнул рукой. Под холодным, равнодушным светом луны безучастно сверкнуло широкое лезвие. Сверкнуло, и вошло в высокую грудь девушки.
– Но пасаран! – взвыл Костя неизвестно откуда вцепившееся в язык слово.
Подобно молодому дикому лосю кинулся он напролом через заросли орешника. Уже в полете увидел он, как рухнула на землю сраженная Калерия, как резко обернулся и сверкнул глазами Смирнов. Второй раз поднять свое оружие он не успел. Костя рухнул на него всей тяжестью своего молодого тела и придавил к земле. Нож отлетел далеко в кусты.
– Ну, что, попался, душегуб? – прохрипел Костя, изо всех сил прижимая убийцу к земле.
Начальник горохового цеха оказался на редкость сильным человеком. Ему удалось вывернуть из-за спины заломленную Костей руку и вцепиться врагу в ухо. Боль была столь яркой, что на мгновение Костя потерял ориентацию в пространстве. Этого мгновения хватило Смирнову для того, чтобы выскользнуть из под придавившего его тела участкового и рвануться в сторону отлетевшего ножа. В темноте не было видно, куда упал нож, Смирнов судорожно шарил руками по земле, в надежде, что наткнется на оружие избавления от назойливого участкового.