Аниськин и сельские гангстеры
Шрифт:
Самым умным решением для Мальвинки было решение бросить награбленное и юркнуть в щелку под собственной калиткой. Но мысль о расставании с бутербродами была гораздо страшнее мысли о скорой кончине. Поэтому болонка Савской приняла альтернативное решение. Подобно неуспевшему поменять цвет шерстки зайцу, она принялась метаться прямо перед носом ошалевшего от такой наглости козла. Тот успевал только крутить головой, следя за направлением движения воришки, но никак не успевал сосредоточиться и выбрать момент для броска.
Мальвина выбрала момент, когда
Мухтар не ожидал такой наглости, но не растерялся и пошел на таран. Когда рога его почти подцепили наглую француженку, калитка, как по волшебству распахнулась, впустила Мальвинку с пакетом и быстро захлопнулась. Козел немного постоял около так невежливо захлопнувшейся перед его рогами дверью и, обиженно мекнув, медленно побрел обратно в засаду. Хорошо хоть, что обида не заставила его забыть правила конспирации! В заросли Мухтар вошел грамотно, как искусный ныряльщик, почти без шума и с противоположной от дома Смирнова стороны.
А за калиткой владений Савской меж тем творилось нечто неописуемое. Ариадна кричала так громко, что Косте из своего убежища было все прекрасно слышно.
– Отдай пакет, обжора, – требовала экс-актриса, – ты уже слопала один бутерброд, это – мои!
Мальвина несогласно тявкала. Вскоре раздался звон падающих тазов, каких-то железяк, и актриса вновь, но на тон выше, закричала:
– Все равно я до тебя доберусь, троглодит прожорливый, все крыльцо разберу, но бутерброды достану… не ешь! Не ешь, я тебе говорю!
Судя по ударам топора, раздавшихся после последнего вскрика Савской, она начала разбирать крыльцо, чтобы достать жадную компаньонку и то, что останется от бутербродов.
Комаров вздохнул. Зря он вообще послал Мухтара за Мальвиной. Только шума лишнего наделали. Лишь бы Смирнов чего не заподозрил!
Вскоре удары топора прекратились, послышался короткий всхлип Мальвины и довольный вопль Ариадны Федоровны. Видимо, болонка не успела-таки слопать все Костины бутерброды! Как только Комаров вспомнил про бутерброды, установившуюся было тишину прервало звучное урчание у него в животе.
Удивительное дело! Пока еды много и она доступна, есть не хочется. А как только наступает продовольственный кризис, так голод начинает щелкать своими пираньими челюстями, заставляя бесноваться внутренние органы живота и притупляя чувство служебного долга.
Десять минут назад Костя и не думал о еде, а теперь перед глазами его, вместо калитки в заборе дома Смирнова, медленно пролетали: тарелка с истекающими сливками блинами, сковорода с приветливо подмигивающей глазуньей, чугунок с подрумяненной в печке картошкой в молоке. В общем, со всем тем, чем так заботливо
Анна Васильевна.
Сказочный мираж развеяло деликатное шуршание кустов в ногах у Кости.
– Уйди прочь, прорва, – грубовато, не оборачиваясь, пробормотал Костя, – тут тебе больше ничего не обломится.
– А мне ничего и не надо, – приветливо ответила «прорва», – я тут только пирожков с бзничкой положу и уйду. Вы не оборачивайтесь, Константин Дмитриевич, не утруждайтесь, следите себе, я тихонечко.
Костя обернулся, как ему показалось, мгновенно. Но Крестной Бабки уже и след простыл. Только соцветия лебеды своим тихим колыханием напоминали, что секунду спустя здесь прошло какое-то существо.
«Как? Как она смогла меня найти? Как подкралась незаметно? Откуда узнала, что мне требуется продовольственная помощь? – тихо злился Костя, с удовольствием прожевывая кусок пирожка с бзникой, – неужели в деревне невозможно сделать ничего незаметно, даже следить за подозреваемым? А если и Смирнов знает о том, что я сижу тут в кустах и слежу за ним? Да нет, не может быть. Скорее всего, это Печной, замаскированный под бородатую восточную женщину, разболтал на все село о моих планах на ближайшее время. А какова бабка Пелагея! Позаботилась, приползла, пирожков принесла. Что бы это значило?»
Сам того не замечая, Костя опять начал разговаривать вслух.
– Значит, признала тебя Крестная Бабка, – раздался знакомый голос слева, – вот радость-то!
Слева от Комарова лежала Анна Васильевна.
– Это хорошо. Значит, приживешься. Редко кому она честь такую оказывает. А я вот тоже покушать тебе принесла. Не знала, что бабка Пелагея озаботится, вот и принесла.
Анна Васильевна исхитрилась в лежачем положении расстелить перед носом Комарова чистое льняное полотенце и брякнуть на него тарелку с теми самыми блинами, которые недавно проплывали перед глазами Кости в мираже.
– Кушай. Пирожки, конечно, хорошо, но блины-то лучше. Вот еще молоко в бутылке. Хотела самовар притащить, да в целях конспирации не стала.
– Анна Васильевна! – проскулил Костик, – Ну это ужас, что делается! Просто невозможно работать спокойно!
– Да я ухожу уже, – попыталась замахать руками женщина, не гневайся. Хочешь, прогоню всех? Если мешают?
– Кого всех? – уже почти рыдал Костя.
– Да там много кого пришло. Все хотят посмотреть, как ты в засаде лежишь. Передачки опять же многие принесли.
Костя похолодел. Он тут, как последний дурак, отдыхает в лебеде, а вокруг выстроились заслоны из любопытных но-пасаранцев!
– Не-не, уловила его мысль Анна Васильевна, – они будто бы аккуратненько, их не видно. И фотоаппаратов я не приметила. Так что со двора убивца их не видно, и вспышек лишних не будет. Сама за порядком послежу.
– Анн Васильн, ну что вы наделали! Вы мне весь план сломали! Я теперь никогда его не поймаю!
Костя уткнулся лицом в прохладную, пряно пахнущую землю и плечи его затряслись в беззвучных рыданиях.