Аниськин и снежный человек
Шрифт:
– Что это? – жалобно спросил он.
– Это? Да ничего особенного. Красные дьяволята.
– Кино в клуб привезли?
– Какое еще кино? Людка Болотникова своих пионеров на трудовой десант ведет.
– Десант? – только и понял из всей фразы Комаров. Что за десант? Кто разрешил?
– Да никто ей ничего не разрешал, – как маленькому, начала втолковывать ему Маринка, – она сама, бесплатно, создала пионерскую организацию под названием «Красные дьяволята» и проводит работу.
– Пионерскую? А разве сейчас еще есть пионеры?
– На свете много неизведанного есть, – добавила
Омерзительный грохот усилился, и Костя нашел в себе силы подойти к окну. По дороге действительно передвигалась пионерская организация. Состояла она из семи человек абсолютно разного калибра. Самому маленькому пионеру было где-то около четырех, самому большому, видимо, приближалось к двадцати. Оба они маршировали в паре в самом конце колонны. И оба маршировали из рук вон плохо. Малыш старался, но постоянно сбивался с шага. Да это и немудрено – два его шага как раз умещались в одном товарища по паре. А тот самый товарищ по паре даже и не старался. Он просто шел широким, размашистым шагом, снисходительно поглядывал по сторонам и лучезарно улыбался. Почти у каждого из пионеров был в руках какой-нибудь музыкальный инструмент – от барабана, до губной гармошки. И только девочка, что шла впереди колонны, несла маленький алый флаг.
– А где Людка? – поинтересовался Костя у Маринки, навалившейся грудью на подоконник рядом с ним.
– А вон, первая идет, без пары. Она и есть.
Костя с удивлением посмотрел на девочку с флагом. Задорные, льняного цвета хвостики, белые гольфы, короткая юбка.
– Та самая девочка с флагом? – не поверил он.
– Девочка, – фыркнула Маринка, – постарее меня будет.
– Ей сколько лет-то?
– Да уж полно, двадцать, наверное, – ревниво заметила Маринка.
– И неужели те, что последними идут – тоже пионеры?
– Да. Только их по блату приняли. Они по возрасту не проходили, а Людка говорит, что главное – не паспортный возраст, а позыв души. Вот и приняла. Маленький – Ленька, ее родной племянник, большой – Степка, он за ней ходит.
«Вижу, что ходит», – скаламбурил про себя Костя, но вслух комментировать не стал.
– От американцев идут, – продолжала тем временем Маринка, опять за ними следили.
– Как это?
– Ну, она боится, чтобы какую военную тайну у нас не вызнали, вот и следит за ними со своими пионерами. Малахольная, – Маринка выразительно покрутила пальцем у виска, – все вечером – на танцы, а она со своими пионерами – в засады. Прям как вы, Константин Дмитриевич.
Костя поймал лукавый взгляд Маринки и насупился:
– Я вас больше не задерживаю, Марина Алексеевна.
Марина Алексеевна ничуть не смутилась. Показала за спиной Кости ему язык и, удовлетворенная местью за столь беспардонное выпроваживание, поинтересовалась:
– Константин Дмитриевич, а вы не боитесь идти в лес один? Хотите, я с вами пойду? Не смотрите, что я маленькая, я сильная. И кусаюсь так, что любое чудовище позавидует. Могу даже папашину берданку стащить, если вы не против. Я стреляю еще лучше, чем кусаюсь. Ни одной пули в «молоко» не отправляю!
– Какой лес? Чего вы несете? –
– Ну как же! Арькиного Лешака ловить. Вы же не позволите ему уйти от правосудия.
– Вы что, поверили в существование йети? Это же бред ее воспаленного воображения! Вы взрослая девушка, а до сих пор верите в сказки. Стыдно.
– И ничего не стыдно! То, что у нас в лесу живет Лешак, каждый младенец знает. И даже знает, что не просто живет, а где конкретно живет!
– И где же? – издевательски поинтересовался Комаров.
– Чертов Омут знаете?
– Знаю.
– Вот за ним сразу вправо, к Плешивой Горке. Слышали о такой?
– И что, на Плешивой Горке и живет похититель Ариадны Федоровны?
– Да нет, там только ведьмы шабаши устраивают. А Лешак живет как раз за горой, где бурелом начинается. Этот лес и зовут Заповедный – спросите, кого хотите, туда испокон веку никто не ходит. Лешак – он не любит, чтобы покой нарушали.
– И вы что, совершенно искренне верите в эти бабушкины сказки?
– Искренне – не искренне, а вот в Заповедный Лес ни в
жисть одна не пойду. Разве только с Сашкой или с вами.
– Так вы же кусаетесь хорошо? И из берданки, – поддел ее Костя.
– Скажете тоже! Разве Лешего одними зубами возьмешь!
– Идите-ка домой, Марина Алексеевна, – устало махнул рукой Костик, – и никому не говорите о той ерунде, которую вы здесь слышали. Если не хотите, чтобы вас подняли на смех, конечно. Это мой вам совет.
Маринка уже вышла за дверь, но вернулась. Просунула в приоткрытую дверь свою румяную мордашку и совершенно серьезно спросила:
– А можно, я тоже дам вам совет, Константин Дмитриевич?
– Можно, – расщедрился Костя, – только быстро.
– Если вы все-таки будете говорить с людьми о Лешем, не называйте его «Йети». Ариадна Федоровна права, вас не так поймут.
– Чушь собачья, – строго ответил Костя закрывшейся за девушкой двери, – в существование Лешего вы верите, а существование научных терминов подвергаете сомнению. Чушь собачья.
Только сейчас Костя вспомнил, что ему надо показать ветврачу больного Прапора. Несчастная птица с раннего утра сидела в палисаднике, стыдливо спрятав медную и бестолковую теперь, по петушиным понятиям, голову под крыло.
Комаров посадил не оказавшего никакого сопротивления петуха в хлебницу и отправился в ветпункт при совхозном гусятнике.
Здесь он был впервые, и гусиный гомон, царивший в этом птичьем царстве, сначала поверг его в полный шок. Почему-то вспомнился знакомый из телепередач о мире животных «птичий базар» – то место, где все свободное пространство скал покрыто вопящими, гадящими, машущими крыльями пернатыми. Почему-то, вопреки стараниям телеведущего, «птичий базар» вызывал у Комарова чувство глубокого омерзения. Мурашки, спокойно дремавшие на коже, при виде подобного зрелища начинали мерзко и суетливо бегать по всему телу, заставляли дыбиться накожную волосатость, передергиваться всем телом. Хорошо, что кабинет ветеринара располагался прямо на проходной, Косте трудно было бы заставить себя пройти через двор, кишащий весьма опасными птицами – серыми домашними гусями.