Аниськин и снежный человек
Шрифт:
– Во-о-о-ольно! – звонким детским голоском скомандовала она, – ра-а-а-ссредоточсь!
Пионеры рассыпались. Степка достал из кармана пачку сигарет, но, воровато глянув на пионервожатую, быстро спрятал на место. Людмила подтянула сползший безупречно-белый гольф и обратилась к Комарову:
– Вы по какому-то конкретному вопросу или просто так?
– По вопросу, – оробел немного Комаров.
– Тогда пройдемте, – указала ему рукой на скамейку, расположенную возле ближайшего дома, Людка.
– Людмила…, –
– Николаевна Болотникова, – четко отрапортовала Люда.
«Болотникова! – обрадовался Костя, – а то я помню, что что-то про лесную нечисть, а что конкретно – не помню».
– Людмила Николаевна, – опять начал Костя.
– Можно просто Люда, – опять прервала его пионервожатая, – у нас все просто, как раньше.
– Я обратился к вам за помощью, как лицо официальное к лицу официальному. По некоторым данным, вы вполне можете владеть информацией по передвижению и дислокации в американской колонии. Мне очень нужна эта информация, и я надеюсь, что вы поможете следствию.
Костя сам испугался официальности и серьезности, с которой начал разговор, но Болотникова приняла его тон как должное.
– Кто конкретно из американцев вас интересует? – глаза ее заблестели, – мы не знаем их поименно, но условные клички им дали почти всем. По крайней мере тем, которые ведут себя наиболее подозрительно.
– Меня интересует пожилой техасец. Его еще суслик цапнул, – оживился Костя.
– Мачо, – догадалась Людка, – знаем. Нам он тоже не нравится.
– Почему именно Мачо?
– Ой, они с Калерией Белокуровой так красиво на днях на лошадях совхозных наперегонки скакали! Он ее, конечно, не обскакал, но в седле держался лучше всех наших. Мы думали его Ковбоем назвать, но Мачо – красивее.
– Да уж. Так что у вас про этого Мачо?
– Ленька, где тетрадка пионерок Зиты и Гиты Белокуровых?
Подбежал маленький Ленька и вынул из заплечного яркого рюкзачка стопку тетрадей. Долго и пристально разглядывая подписи на обложках, выбрал одну и протянул Людмиле.
– «Отчет о проделанной работе ответственных за санитарный сектор пионерок З. и Г. Белокуровых», – прочитал Костя.
Тетрадь была исписана вся. На первых страницах красным фломастером были выведены заголовки: «Результаты проверки санитарного состояния домов Кривого Конца». «Тимуровская насильственная уборка двора пожилой и одинокой бабушки Савской». «Попытка взятия анализов у чумных американцев», – все не то.
– А где же результаты наблюдения? – поднял глаза на Людку Костик.
– Все там, – заверила она его, – эти близняшки как раз были приставлены следить за Мачо, а они пионерки ответственные, добросовестные. Должны были осветить каждый его шаг.
Костя еще раз пролистал записи.
– Да нет же! Смотрите сами! – протянул он тетрадку Болотниковой.
Людка недоверчиво взяла
– Ответственный за архив!
– Всегда готов! – вытянулся в струнку мальчик.
– Почему в тетради Белокуровых вырван лист?
Ленька весь как-то сник, потупился, и, ковыряя носком сандалика землю, произнес:
– Кто ж его знает? Сейчас знаете какие тетради продавать стали? Листы сами вылетают. Не то, что при социализме.
– С вами, пионер Леонид, будем разбираться на совете отряда, – вынесла вердикт Людка, – а вам придется подождать какое-то время, – обратилась она уже к Комарову, – Зиты и Гиты нет в Но-Пасаране, они отпросились на пару дней в город, посетить краеведческий музей и разузнать о процедуре приема в почетные пионеры.
– А что, вы и ночью следите за подозрительными американцами? – заинтересовался Костя.
– И ночью, – мотнула головой Людка, – враг не дремлет, СПИД не спит, деревья умирают стоя.
– А как же родители? Они отпускают с вами детей по ночам?
– Во первых, дети дежурят не каждую ночь, а поочередно. Во-вторых, они тайно уходят на дежурство – кто через окно, кто на цыпочках. Это вполне допустимо в пионерской практике. А Степан вообще на сеновале спит. Его мама уже не контролирует.
Ответ полностью удовлетворил Комарова.
– Не могли бы вы тогда дать мне остальные тетради? – немного робко попросил Костя, – они пригодились бы мне в работе.
Болотникова немного подумала, подтянула белый гольф и утвердительно кивнула головой:
– При одном условии. Ни листа не пропадет из этих записей и в конце работы вы объявите письменную благодарность моим подопечным.
– Объявлю, что мне, жалко что ли, – обрадовался Комаров, – и письменную, и устную – какую хотите.
– Ответственный за архив, – позвала Людка, – выберите последние тетради и отдайте под расписку участковому.
Ленька, видимо уже знакомый с грамотой, легко разобрался в стопке тетрадей и протянул несколько штук Косте:
– Здесь есть про американцев, – застенчиво произнес он.
В тетрадях не было ничего важного для Кости: простое поминутное и почасовое описание распорядка дня зарубежных гостей с жалкими попытками перевести и расшифровать некоторые их фразы, донесенные до пионеров ветром. И все-таки Комаров не мог не отметить кропотливости и важности проделанной работы. Это сколько же надо было времени пролежать в засадах, не выдав себя ни движением, ни чихом, ни зевком? «Надо бы в будущем попросить помощи этих славных ребят, – мелькнула в голове его мысль, – можно создать что-то типа народной дружины или отряда „Юный друг общественного порядка“. Это какую же смену можно будет себе вырастить!»