Аниськин и снежный человек

Курочкин Максим

– Не сердись, дед, – – пошел на примирение Комаров, – я был неправ.

– Я те дам, неправ, – раздалось ворчание с печи, – и не думай даже!

– Чего не думай? – замер в предвкушении чего-то забавного Костя.

– И не думай, что я с тобой тут долго мучиться буду. Вот как соблазню Пелагею, так и съеду от тебя. Вместе с печкой. И пусть Пензяк не думает, что он ее своими сиротским копиями сразил. У меня на его копии свои найдутся.

– Что за копии?

– Сценария. Я тут сценарий придумал, а он его на какой-то колдовской на

сиротских слезах замешанной машинке распечатал. И при Пелагее отдал, колдунишка паршивый.

– Ксерокопии? Да ничего тут колдовского и сиротского нет. В городе на каждом углу их делают.

– Правда? Вот жук! – обрадовался дед, – а мне говорил: «магия, магия». Теперь его разоблачу и точно от тебя к Пелагее съеду.

– А как же я? – почти всерьез испугался Костя, – мне без тебя не жить.

– Вот и мозгуй, – довольный реакцией постояльца пригрозил дед, – может, последние счастливые денечки доживаешь.

Может, некому тебе помогать будет. Другого Печного искать будешь.

– Кстати, о помощи, – надоело «пугаться» Комарову, – ты не в курсе, что случилось с но-пасаранцами? То они американцев за три версты обходили, а то целые посиделки у барака устроили.

– Дык, как же не знать. Все уже знают, это только те, кому знать положено, по-грибы ходят, вместо того, чтобы шпионов ловить.

– Каких шпионов? – ложка с кашей замерла на полпути к

своей цели.

– Каша «Дружба народов»?

– Чего?

– Кашу, говорю, пшенно-рисовую Анчутка наварила?

– Не знаю. Просто вкусную.

– Значит, «Дружба». Оставить не забудь.

– Когда это я забывал? Ты о деле давай. Что ты там о

шпионах говорил?

– А вдруг забудешь? Знаю я тебя. Как закопаешься ложкой в каше, так и не остановишься. Про шпионов это я так. Прикалываюсь, по-нынешнему. Дружатся они.

– Пшено с рисом в каше?

– Союзники с нашими. Давеча мучили их поварешки почем зря, вот и искупляют вину мирные жители. Кормят, разговоры задушевные ведут. Ремонтируют, в общем.

– Реабилитируют?

– Оно самое.

– Значит, вы хотите сказать, что вся эта шумиха возле посольст… барака, то есть, только ради того, чтобы загладить свою вину за щи с лютиками?

– То ли еще будет! Вот устроим им Купалу, тады посмотрим, как они запоют.

Комаров вздохнул с облегчением. В некоторых случаях Печному можно было верить. Старый разведчик нескольких войн сразу, как-никак. Значит, тотального вербования но-пасаранцев нет. Уже хорошо. Тотального! Чего нельзя сказать в случае с Калерией. То, что техасец призывал ее покинуть Родину, Костя слышал своими ушами. Своими же ушами он слышал, что в других группах разговоры шли довольно невинные. На всякий случай, надо было расспросить Маринку Зацепину. Наверняка она всю ночь проторчала у барака.

Маринка уже ждала его возле отделения.

– Сегодня я нужна, Константин Дмитриевич?

«Как бы не так, – подумал Костя, заметив темные круги под глазами девушки, – отпущу

я тебя».

– Конечно, у нас с вами сегодня много дел, Марина Алексеевна.

Маринка заметно вздохнула и поплелась за Костей в кабинет.

– А я не выспалась, – несколько не скрываясь, пожаловалась она, – а сегодня ночью опять не высплюсь. А завтра – тем более.

– Это ваше личное дело, – противным для себя самого голосом сказал Костя, – работа не должна страдать оттого, что вам не спится по ночам.

– А вы завтра ночью будете? – Маринку невозможно было обидеть.

– Где? На посиделках? – вытращил от такой фамильярности Комаров глаза.

– Да что вы! Вам нельзя на посиделки. Вы там всех распугаете. Я о празднике.

– Ивана Купала? – начал что-то понимать Костя.

Неужели та затея с праздником, о которой что-то бормотал Печной, действительно состоится? А впрочем, ему-то какое дело? Пускай веселятся. Милые, легкомысленные люди. Будут ли и для Кости когда-нибудь будут праздники? Наступят ли и для него беззаботные дни?

На сегодня Костя запланировал следственный эксперимент с Савской. Хочешь – не хочешь, но в лес идти с ней придется. Сама напросилась. Косте просто необходимо убедиться, что ее Лешак – либо бред воспаленного воображения, либо йети. И он просто обязан найти того, кто мерещился ему в лесу. Будь то неизвестный науке серый медведь, леший или Снежный Человек. Иначе Костя просто перестанет уважать себя. Кстати, кроме Савской необходимо будет взять еще кого-нибудь. Понятые в этом деле просто необходимы. Причем, не обычные понятые, а достаточно выносливые и сильные. Идти далековато, а йети или серый медведь может быть опасен.

Кого же взять? Печного? Не дойдет. Людку Болотникову?

Пионеры увяжутся, по лесу растеряются, следы затопчут и барабанным боем явно спугнут похитителя Савской. Маринку? Больно суматошна. А с другой стороны, умеет стрелять из берданки и, по ее словам, неплохо владеет основами рукопашного боя. Прекрасно для этой роли подошла бы Калерия, она уже доказала себя в деле, силища у нее бычья, но ей теперь нет веры. Сумеет противостоять соблазнам американца – наш человек, не сумеет – будем за нее бороться. А сейчас – некогда. Комаров сам себе боялся признаться в том, что понятой ему нужен не столько для соблюдения протокола, сколько потому, что он панически боялся оставаться с Савской наедине. Тем более, в темном и безлюдном лесу.

Комаров, конечно, сомневался, что Савская сможет указать на карте приблизительное место логова йети, но пренебрегать этой попыткой не стал. Он посадил сытую, умытую Ариадну Федоровну за стол и разложил перед ней карту. Она долго бегала глазами по условным обозначениям и наконец уверенно ткнула пальцем возле Чертового Омута.

– Здесь, точно.

– Правда? – обрадовался неожиданной удаче Костик, – как вы определили?

– По елке. Возле логова точно такая елка стояла и лужицу эту я хорошо запомнила.