Аниськин и снежный человек
Шрифт:
Ровно в двенадцать было запланировано цветение папортника, а затем – борьба за этот цветок со всякой нечистью – ведьмами, змеями, русалками, и, кстати, лешим.
После, в зависимости от результатов, плач о загубленных в битве душах либо торжество, которое плавно перетекает в обливание друг друга грязью и повальное купание. Были в этом плане еще и другие детали, но Костя особо не концентрировал на них внимание. Главное было в том, что он примерно знал, в какой момент и в каком месте будут находиться вверенные его опеке сельчане. И он
На самое начало мероприятия Костя опоздал. Девушки уже пустили по Нахойке венки и узнали, выдут они в этом году замуж или нет. Теперь народ развлекался тем, что засорял чистую речку банными вениками. По примете, веник того, кому суждено было в этом году помереть, должен был утонуть, как топор. У Комарова банного веника не было, да он и не стал бросать бы его. Разве может милиционер планировать продолжительность своей жизни когда его подстерегает столько опасностей?
Чтобы не радовать но-пасаранцев своим присутствием, Костя решил найти какое-нибудь укромное местечко и понаблюдать за гуляющими со стороны. Такое наблюдение было удобно во всех отношениях. Он подал Мухтару команду «рядом» и тихо пошел вдоль речки, выбирая себе место.
Нашел он его довольно скоро. Прямо на склоне рос пышный, но редкий куст какой-то ядовитой ягоды. Наверняка он хорошо скрыл бы наблюдателя. Но тут Костю ждало горькое разочарование. При ближайшем рассмотрении, куст оказался занятым. Кто-то явно собирал неизвестные ягоды для ведьминского зелья. Комарову было уже поздно менять направление, поэтому он решил пройти мимо и сделать вид, что просто прогуливается.
Каково же было его удивление, когда в пожирателе ядовитых ягод он узнал Василису!
– Здравствуйте, Костя, – девушка протянула ему горсть ярко-желтых ягод.
– Здравствуйте, Василиса, – Комаров с опаской взял ягоды.
Таких он еще никогда не видел. Не есть? Неудобно. наверное, она знает, чем угощает. А если не знает? Ну и пусть! Показаться трусом перед Василисой страшнее, чем мучиться дикими предсмертными коликами. И вообще – Калерия вылечит. Костя закинул голову назад, зажмурился и разом высыпал в рот всю горсть. Ягоды оказались очень сладкими и приятными на вкус.
– Дикая смородина, – предупредила его вопрос Василиса. – Я из нее желе делаю.
– Вкусно, – обрадовался Костя. – А почему вы не со всеми?
– За венком бежала. У всех там остались: чей за корягу зацепился, чей утонул, чей к берегу прибило. А мой – уплыл. Мне стало интересно, что с ним станет, я и побежала. А потом надоело. Так и уплыл.
– А что бывает, когда уплывает венок?
– Значит, муж будет неместный. Издалека. И увезет меня
в дальние страны.
– А я местный? – необдумано спросил Костя, – и тут же густо покраснел.
– Ты знаешь, как появилась эта традиция? – не стала отвечать на вопрос девушка?
– Как? – обрадовался Костя.
Ему было совсем неинтересно,
– Знаешь о Купала и Костроме?
– Детях Купальницы и Семаргла? – обрадовался Костя своей осведомленности.
– Они. Однажды в день Курпалы к Ра-реке, на берегу которой жили дети, прилетела птица смерти – Сирин. Это была страшная птица. Нет, она не заклевывала до смерти невинных младенцев и не уносила их в своих когтях в высокогорное гнездо. Она поступала гораздо коварнее: пела чудесные, волшебные песни. Тот, кто хоть краем уха слышал ее песню, тот забывал обо всем на свете и как зомби следовал за ней в царство смерти Нави.
Купальница под страхом порки запрещала детям приближаться к тому месту, где обычно могла петь птица. Но что для детей Бога Огня и Богини Ночи порка? И однажды непослушные близнецы убежали слушать птицу. Уже с первой минуты песни Сирин они поняли, во что влипли. Поняли, и смогли противостоять губительной песне. Они же были не обычные дети, а дети Богов. Маленький храбрый Купала схватил хворостину и погнал мерзкую птицу из своих владений. Кострома, плача от страха, побежала за ним. Но догнать так и не смогла. Больше она брата не видела.
Прошли годы, и из Костромы выросла ладненькая, своенравная девушка. К тому времени для нее уже не было авторитетов. Она противоречила матери, игнорировала отца, смеялась над Ярило. Сплела как-то Кострома себе венок из цветов и трав, надела на длинные льняные волосы и стала потешаться над ветром: «Не сорвать тебе с головы моей венок, не бросить его в реку». А по-поверью, венок, оставшийся не голове девушки, сулит ей вечное девичество. Разозлился ветер, бросил девушке горсть песка в глаза, сорвал венок и бросил его в воды Ра-реки.
Протерла глаза Кострома и увидела перед собой прекрасного юношу с смешливыми глазами. Со свадьбой тянуть не стали. И только после свадьбы узнали молодые, что они брат и сестра. Купала и Кострома. С отчаяния бросились оба в Ра-реку и утопились. А берег, на котором произошла их встреча, порос новыми, невиданными прежде цветами. Их еще называют Иван-да-Марья. А у нас – Купала-да-Мавка.
– Почему Мавка?
– Мавка и русалка – одно и то же. Кострома же превратилась в мавку. Все девушки-утопленницы в мавок превращаются.
– Чем только родители занимались, – сердито буркнул Костя. – Не могли за детьми проследить.
Он и не заметил, как во время рассказа сел совсем близко к Василисе. Почти стемнело. Костя вспомнил свой сон, в котором они с девушкой гуляли по Млечному Пути. Сейчас было что-то подобное. Под ногами их быстро бежала холодная, чистая Нахойка. В воздухе пахло речкой, свежескошенной травой, дымком первого костра и еще чем-то нереальным, невещественным, от чего хочется запрокинуть руки за голову, упасть в траву, вдохнуть эту пьянящую смесь в легкие и закричать что-нибудь совсем не умное, безрассудное, дикое.