Анизотропное шоссе [СИ]
Шрифт:
Дверь открылась почти мгновенно, и я предстал перед древней бабулей, чьи длинные седые волосы скрывал темно-синий обруч кокошника с желтой лентой узора, изрядно огрузневшее от возраста тело затягивал убийственно жесткий на вид сарафан того же стиля. Торжественно приняв кепку в передней (привычное название «прихожая» тут никак не подходило), она препроводила меня через коридор сразу в зал, середину которого занимал сервированный стол персон, эдак, на дюжину. По левой стене располагались живописные ростовые портреты членов императорской семьи в простых деревянных рамах. Правую чуть не целиком составляла невероятно широкая и высокая четырехстворчатая дверь, вероятно ее открывали для особо многолюдных мероприятий.
Взгляды прервавших обед людей скрестились на мне, и я остро почувствовал, что подаренный костюм, казавшийся на улице очень приличным и даже франтоватым, на самом деле недавно перелицован. «А может», — мне пришла в голову ужасающая мысль, — «они уже кого-то в нем видели!?». Что делать? Развернуться и уйти, чтобы никогда не возвращаться? Остаться, выказав себя полным идиотом? Нагло сесть за стол?
— Добрый день, — промямлил я и замер в нерешительности.
— Гхм-м-м — услышал я из-за спины тихий голос бабули-метрдотеля. — Господа, позвольте вам представить…
Пауза затянулась, и она легонько толкнула меня под руку.
— Ах да, — наконец до меня дошло, что требуется сделать. — Обухов, Алексей Обухов. Профессор Цейдлер советовал мне посетить «Русский клуб», и вот…
— Мы рады вас видеть, — учтиво, но немного высокомерно ответила фигуристая дама лет сорока, сидевшая во главе стола. — Ольга Александровна Кузьмина-Караваева, [208] сегодня мне выпала честь председательствовать в нашем клубе. Не желаете ли присесть, сударь?
208
Ольга Александровна Кузьмина-Караваева, 1890-1971 год. Внучка бывшего генерал-губернатора Финляндии графа Гейдена, жена ротмистра Д. Д. Кузьмина-Караваева.
— Спасибо! — искренне поблагодарил я, размещаясь на краешке стула с высокой резной спинкой.
Меж тем госпожа председатель плавным жестом руки указала на сидящего справа седого как лунь, но сохранившего роскошные пепельные усы старикана в строгом, больше похожем на мундир черном костюме, и его жену, худощавую и весьма милую на вид старушку:
— Генерал Карл Михайлович Адариди [209] с супругой Анной Леопольдовной… Прошу любить и жаловать.
Старый вояка едва заметно дернул в ответ усами, а может, они у него тряслись от старости, точно не разобрать. Зато его спутница не пожалела улыбки и игривого наклона головы.
209
Август-Карл-Михаил Михайлович Адариди (1859-1940), генерал, военный деятель и писатель. Живя в эмиграции в Финляндии, служил корреспондентом в банке.
Далее мое внимание переключили на пару «девушек» лет двадцати… с изряднейшим хвостиком. При абсолютном внешнем различии их объединяли прически, вернее сказать, чудовищное количество времени, затраченного парикмахерами на сооружение затейливых конструкций из ленточек, шпилек и закрученных в разные стороны локонов.
— Мадемуазель Нина Альбертовна Хорстмайер и Тамара Евгеньевна Белоусова, — представила их Ольга Александровна.
На этом фланге меня уже давно взвесили, препарировали и, вероятно,
— И молодой человек перед вами, — госпожа председатель наконец добралась до последнего из присутствующих, — Виктор Александрович…
Сидевший напротив господин лет тридцати, чье лицо сразу привлекло меня четкими, породистыми линиями и отсутствием успевших надоесть до ненависти «офицерских» усов, резко закашлялся.
— Что с вами, мой дорогой? — в голосе госпожи председателя послышались отчетливые материнские нотки.
— Никак не могу привыкнуть к климату, ваше сиятельство, убедительно прошу простить меня.
— Ах, ну, разумеется, — всплеснула руками Ольга Александровна. Повернувшись ко мне, она наконец обозначила меркантильный интерес: — Вы у нас, сударь, столоваться изволите? Возможно вам это покажется неучтивым, но я должна заметить, что в это нелегкое для всех нас время обстоятельства вынуждают брать за обеды по шесть марок за раз или сто в месяц.
— Согласен! — я постарался тщательно скрыть недовольство прайсом, куда больше похожим на грабеж или благотворительность. — Но только сегодня, так как не уверен в своем достатке на более длинном отрезке времени.
Сразу после этих слов бабуля-метрдотель неслышно материализовалась за моей спиной:
— Милок, изволь заложить салфетку, чай у тебя сейчас вещей не целый гардероб, — шепнула она едва слышно.
Есть, все же есть прок от кинематографа будущего. Я вовремя вспомнил «Собачье сердце» и кое-как запихал за воротник рубашки уголок салфетки, вытащенной из изящного колечка зажима. Тем временем многофункциональная бабуля потянулась с половником к стоящей в центре стола фарфоровой супнице и налила мне в бульонную чашку янтарной ухи, без труда компенсирующей отсутствие каких либо видимых ингредиентов умопомрачительным запахом. Пока я прикидывал, как половчее ухватить снабженную сложной монограммой серебряную ложку, она при помощи щипцов положила на стоящую слева впереди тарелочку небольшой раскрытый пирожок, как бы невзначай сдвинув поровнее лежащие рядом нож с вилкой.
— Пожалуйста, отведайте под ушицу расстегаев с визигой. [210]
Несколько минут меня особенно не беспокоили, вежливо и предупредительно предоставив возможность погрузиться в еду, и это оказалось весьма кстати: аккуратность и бесшумность процесса потребовали полного внимания.
Наконец я облегченно и насыщенно откинулся на стуле, чем немедленно воспользовался Виктор Александрович:
— Могу ли попросить вас рассказать, в каком полку служили?
210
Визига — фарш из специально обработанной хорды осетровых рыб. Часто использовался именно в расстегаях.
От неожиданности я едва не потерял дар речи. Первая рациональная мысль: в советских журналах бестселлер Ильфа и Петрова давно публикуется, [211] не иначе эмигрантские издания подхватили почин, и крылатая фраза товарища Бендера «пошла по рукам» как шутка. Однако догадка долго не продержалась — ни у одного из присутствующих не проявилось на лице и тени улыбки!
Лишь после ощутимой заминки я нашелся с ответом:
— Не успел. К сожалению, в революцию мне четырнадцать едва стукнуло.
211
В СССР роман «12 стульев» публиковался с января по июль 1928 года в ежемесячнике «Тридцать дней».