Анка
Шрифт:
— Вот она, сила, под боком, — указала Евгенушка на единоличников. — А ты, Зотов, вечно…
— А что я?
— Довольно! — остановил их Сашка. — Мы, комсомольцы, организуем молодежную бригаду. Объявляем себя ударниками, каждый обязуется вовлечь в свою бригаду, а там и в комсомол, по два-три человека из молодежи. И еще обязуемся перевыполнить план осенней путины. Согласны?
— Пиши меня!
— Сначала меня!
— Не важно в списке быть первым…
— Знаю, что в работе! — и Зотов оттолкнул Дубова.
— Погодите.
— Евгенка.
Да нет. По фамилии. Ну, вот… Значит, Осипова — первая…
Жуков задержался у кормы, окликнул Сашку:
— Что, парень, расшевеливаешь?
— Еще как!
— Шевели, шевели…
К «Зуйсу» подходил баркас. Двое работали веслами, третий сидел у руля, а четвертый стоял на носу. Жуков узнал в нем Павла. Когда подошли вплотную, Павел ухватился за борт и ловко перемахнул на палубу. За ним последовал рулевой. Проснувшийся Панюхай открыл глаза, увидел Павла, а другого не узнал. Они стояли перед Жуковым, переглядывались, но разговора не начинали. Молчал и Жуков. Панюхай встал, подошел к ним, развел руками:
— Ишь ты! Одноштанник Краснов в гости пожаловал. С новостями какими?
— Да вот… — Краснов подтолкнул Павла. — Сказывай.
Павел смущенно посмотрел на Жукова.
— Мы решили всем обществом к вам. Теперь решайте вы.
Панюхай не унимался:
— Это как, одноштанник? Пашка всерьез говорит?
— Погоди, старик, — сказал ему Жуков и к Павлу: — Значит, решили?
— Да.
— Всем обществом?
Павел кивнул головой. Жуков подумал и спросил:
— А, может быть, кто поневоле идет?
Павел не ответил.
— Может быть… ну, кто-нибудь упирался… не хотел?
— Было такое… Но это по темноте, — отозвался Краснов.
— Так, так. Хорошо. Но тут не место говорить об этом. Вернемся на берег, там и решим.
Павел вздрогнул, схватил за руку Краснова:
— Пойдем, — и перенес через борт ногу. — Стало быть… отказ?
— Да нет же, нет. Я тебе говорю, что не можем мы решить здесь. Не вся артель в сборе.
— А мы хотели артельными вернуться на берег.
— На воде не решают такие вопросы. Напишите заявление, и мы рассмотрим его в артели. Чего горячку порешь?
Павел спустился в баркас.
Взволнованный Жуков прошелся по палубе, подумал вслух:
— И чего это он загорелся враз?
— Видать, Анка распалила его, — донеслось с кормы.
Сашка шлепнул Зотова по губам блокнотом и строго сказал:
— Вот, жигало те в бок, была бы охота, работенка есть.
На рассвете ломали перетяги. Улов был неожиданно богатый. Рыбаки с трудом выручали сети, нагружали рыбой баркасы. Сула и чебак шли несметными косяками. Вытряхивая на палубу рыбу, Сашка сталкивал ее в трюм, покрикивал:
— Друзья! Нажмем, а?
— Нажмем!
— Пойдем нынче в ночь?
— Непременно пойдем!
— Каждый день?
— Есть каждый день! — откликнулась Евгенушка.
— Эх, жигало те…
Жуков бросил ему веревку, и через минуту из трюма высунулось улыбающееся Сашкино лицо, густо усеянное поблескивающей чешуей.
— Ты, жигало. Горячись, да меру знай, — проворчал Жуков.
— Ничего. Прогулка полезная. Эх, те… Родимая! Вывози! — и рыба посыпалась в трюм.
Единоличники управились раньше, но к берегу не шли. Ждали артельных. «Зуйс» принял на себя с артельных баркасов часть груза, взял их на буксир и повел к берегу. Единоличники двинулись следом.
На берегу рыбаков поджидал представитель треста, приготовивший корзины для переноски рыбы. Поодаль стояли семьи рыбаков. Как только баркасы подошли к берегу, женщины и дети, залезая по пояс в воду, наполнили рыбой ведра, понесли домой — на «котел». Рыбаки грузили корзины, ставили их на дроги, подвозили к пункту. Женщины по два-три раза брали «на котел», и им никто не препятствовал. Представитель треста был на пункте, принимал улов. Взвешивая рыбу и делая пометки в договорных книжках, он прищелкивал языком от удовольствия, восторженно восклицал:
— Вот так урожай! Сам пять, жарь в море опять! — И впервые записал в учетную книгу богатый разовый улов бронзокосцев: триста семьдесят три центнера! Закрыл книгу, не выдержал, вновь подсчитал.
— Триста семьдесят три!..
Павел сдавал рыбу последним и позже всех возвращался домой. От пункта пошел берегом, а потом — тем проулком, в котором жила Анка. Нарочно сделал такой крюк, думая хоть издали увидеть ее. Медленно прошел мимо хижины, украдкой взглянул во двор и на окошко, но нигде не было видно Анки, и Павел, ускорив шаг, свернул на широкую улицу. Вдруг Анка вышла из-за угла, будто поджидала Павла. Остановилась и, качая на руках ребенка, спросила:
— Говорят бабы, улов нынче богатый?
Павел сверкнул глазами, отвернулся. «Вот такими огоньками светились глаза у его отца, когда он был пойман в ерике», — промелькнуло у Анки.
«Неужто не нашла другого чего спросить!» — подумал Павел и ответил:
— Не знаю. На пункте справься.
Помещение клуба заполнялось народом. До начала собрания оставался еще час, но рыбакам скучать не пришлось. Сашка бегал из угла в угол, бросал острые словечки, вызывая смех, подмигивал Анке и Евгенушке:
— Забот-то у нас… Знай, работай!
Садился за пианино, бил по клавишам, наигрывая никому неведомые мотивы и, уставившись на Дубова и Зотова, напевал:
— Друзья! Эх, те!.. Черпа-а-ай!.. — и опять подмигивал девушкам.
Сидевший у простенка Павел хмуро косился на Сашку, поглядывал на Анку. Он то поднимался, намереваясь взойти на сцену, то снова опускался на скамейку, прячась за чужими спинами. Но ни Анка, ни Сашка не замечали Павла, не видели, как у него дрожали искусанные губы.