Анка
Шрифт:
Около Анки стояли двое ребят, и она в чем-то убеждала их. Среди шума Павел едва улавливал отрывки фраз:
— …все для себя… никто не будет за нас работать… и у каждого интерес впереди быть… Ну?..
Евгенушка тормошила девушку и парня, все повторяла:
— Да ей-же-ей правда! — закидывала голову, прикрывала глаза, смялась.
Зотов вертелся около девушек, хороводил их по клубу, нашептывая каждой:
— Сама приди в молодежную бригаду и друга своего приведи! Хорошо покажете себя
— А ну тебя… Затейник!.. — смущались девушки и с опаской поглядывали на матерей.
А со сцены все доносились звуки пианино, тонувшие в разудалом: «Эй, те!.. сили-и-и-ща-а-а-а!»
Григорий пришел в клуб раньше всех. Он часто пересаживался с места на место, выходил на воздух, жадно сосал трубку, возвращаясь обратно, нетерпеливо поглядывал на сцену. И когда там появились Кострюков, Жуков, представитель треста и еще трое рыбаков-коммунистов, Григории поднялся на сцену и несмело приблизился к Кострюкову.
— Ну как… заседали? Обсуждали мое заявление?
Голос его дрожал. Кострюков видел волнение Григория и, чтобы успокоить его, улыбнулся.
— Не кручинься, Васильев. Решили восстановить тебя в партии. Завтра поеду в район.
И крикнул в зал:
— Эй, вы! Буреломы! Переходи на штиль! Открываю собрание! Сашка! Брось дзынькать. К делу.
Рыбаки рассыпались по скамейкам.
Кострюков передал Жукову бумажку, объявил собранию:
— По-деловому давайте, коротко! Через два часа в море выходить! Читай, Жуков.
Жуков встал, зачитал заявление единоличников, подумал, повторил цифру:
— Сто двадцать семь рыбаков. К нам, в артель. Может быть, у кого вопросы имеются?
Собрание молчало.
— Как же мы, прямо так, по списку, молчком примем их или обсудим каждого в отдельности?
— А чего судить? И кого судить?
— Люди известные нам.
— Вали всех разом.
— Товарищи! Я вот почему говорю так: мы берем в артель тех, кто принимает наш устав и кто обязуется безоговорочно подчиняться новым распорядкам. А то после могут быть жалобы, что в артель кого-то втянули насильно, пользуясь его темнотой.
— За глотку того!
— За глотку брать не будем, а пускай сейчас каждый по-честному выскажется.
— К чему речи эти?
— К тому, что я сам слышал в море, кто-то не соглашался идти в артель.
— Я, — поднялся один рыбак. — По темноте не согласен был.
— Вот о чем я и толкую. Ну, а теперь просветлел?
— Просветлеешь, когда за бортом останешься. Куда один денешься? К чему притулишься? Мы уж привыкли так: куда один сазан, туда и косяк весь. Спокон веков гуртом работаем.
Жуков подсел к Кострюкову, что-то сказал ему. Кострюков согласно кивнул.
Поднялся Павел.
— Дозвольте сказать!
— Говори.
— Братцы! —
— Павлушка! — окликнул его Григорий. — Смотри, парень, артель — дело кровное. Кровное, говорю!
— А ты что, дядя Гриша, не знаешь меня?
— Знаю…
— Так чего же. Надо будет, кровь из жил своих высосу и артели отдам до капельки, — и, покосившись на Анку, сел.
— Гляди, сосун. Материной титьки не забажалось бы…
Павел обернулся. Позади добродушно улыбались рыбаки.
Анка попросила слова.
— Артель не требует того, чтобы люди кровь высасывали из себя. От каждого вступающего требуется, чтобы он вполне осознал превосходство коллективного труда над единоличным и что новые методы лова для него есть закон.
— Скажите, грамотная какая, — обиженно проворчал Павел.
Кострюков постучал карандашом.
— Довольно!
Жуков поднялся, взял со стола заявление, потряс им.
— Товарищи! Этот документ говорит о том, что вы все сознательно, добровольно желаете вступить в артель.
— Да-а-а! Желаем!
— Все сто двадцать семь человек?
— Все-э-э!
— Хорошо. Теперь я обращаюсь к артельным. Кто выскажется из вас?
— Я!
Павла словно плетью хлестнул этот короткий возглас. «Не меня ли опять хочет укусить?..» — и через плечо сощурился на Анку.
— Товарищи! — твердо прозвучал Анкин голос. — Я против Павла Белгородцева.
— Почему? — робко выпорхнуло из последних рядов.
— А потому, что все же он кулацкий сын… Принимать его рано. Я против — пока. Пока… А потом, когда Павел докажет, что он и сердцем, и душою с нами, можно будет потолковать и о приеме его в артель. И ты, Павел, в обиду не кидайся. Сам должен знать, что рано тебе в артель. Всякое дело порядка требует. Всё.
— Я поддерживаю Анку, — сказал Жуков. — Верно говорит она. Если Павел докажет, что он с нами, примем в артель. А пока рановато…
«Вот почему ты заигрывала со мной? Привел людей в артель, а теперь меня по шапке…» — в бешенстве подумал Павел, но промолчал.
— Кто еще выскажется? — спросил Кострюков.
Желающих не оказалось. Кострюков повернулся к Жукову:
— Кончай.
— Может, еще кто выступит? — спросил Жуков.
— Голосуй список! О чем еще говорить? Дело ясное.
— Ставлю на голосование.
Все, за исключением Павла, были приняты. Кострюков поздравил новых членов артели и обратился к Душину:
— В море больше не пойдешь. Налаживай работу в совете. Сашка, теперь твое слово.
Сашка взбежал на сцену, развернул газету.