Анн Предай
Шрифт:
– Что со мной?
– Ничего, – ответила она. – Успокойся, тебя лихорадит.
У него стучали зубы, он плакал. Анн обхватила руками и прижала к себе мокрое, горячее, беззащитное, покорное дитя. Она вкушала любовь, словно пищу, она убаюкивала свою добычу. Наконец она прошептала:
– Поднимайся, Лоран, мы идем домой.
– Да, – согласился он, – забери меня с собой.
14
Анн с рецептом в руках проводила доктора Морэна до двери и вернулась. В коридоре она столкнулась с отцом, выходившим
– Ну как он? – спросил Пьер.
– Ничего страшного, похоже на бронхит…
– Ты хочешь оставить его здесь?
– А куда хотел бы отправить его ты?
– В его комнату, наверх.
– Папа, у него жуткая температура, а комната наверху не отапливается. Ему нужен постоянный уход.
– Ну не знаю. Есть же больница, в конце концов…
Она холодно взглянула на него:
– Больница, говоришь? А ты представляешь себе, что такое больница? И это когда у нас есть совершенно свободная комната. Та, задняя. В любом случае, там ему будет лучше.
Пьер покачал головой:
– Этим ты усложняешь себе жизнь.
– Нужно уметь помогать другим, папа, – сухо парировала она.
Анн тяготило сознание собственного двоедушия. Почему не выкрикнула она ему прямо в лицо правду? Снова поддается идиотским предрассудкам? Накануне, увидев ее с заходящимся от кашля Лораном, Пьер не произнес ни слова. Передумал? Собрался с мужеством? За ночь?
– У этого парня что – нет семьи? – спросил он.
– Его родители живут в Экс-ан-Провансе, – ответила она.
– И в Париже он никого не знает?
– Знает. Меня.
– И все же я считаю эту ситуацию странной. Позволь мне сказать, что…
Она оборвала его:
– Послушай, папа, об этом мы поговорим с тобой позже, сейчас я тороплюсь. Мне еще нужно сбегать за лекарствами. В десять я должна быть в издательстве, а сейчас уже половина десятого!
– Луиза смогла бы прекрасно с этим управиться.
– Нет, я сама…
Она слетала в аптеку, вернулась с горой медикаментов и прошла в комнатку в конце коридора, где на узком диване спал Лоран. Здесь же стояли чемоданы, вдоль задней стенки были сложены какие-то коробки. Но рядом с диваном место было расчищено. Низенький столик с ночной лампой, английское кресло, плетеный стул. Среди тишины и спокойствия, исхудавший и заросший бородой, здесь царствовал Лоран. Анн помогла ему подняться и принять таблетки. Далось это ему с трудом, и он без сил откинулся на подушки.
– Мне обязательно глотать всю эту дрянь?
– Да, – сказала она, – если хочешь быстро поправиться.
– Мне то жарко, то холодно…
Она больше не беспокоилась. Раз она снова рядом, ему больше не угрожает никакая опасность. Анн поцеловала его и поспешно вышла.
Войдя в свой кабинет, она тут же позвонила Марку. Не может ли он пропустить с ней по стаканчику? В ответ он предложил вместе пообедать.
– Нет, Марк, это невозможно, но мне очень нужно с тобой поговорить.
Они встретились в «Старине Жорже» – как обычно, за бокалом белого вина.
– Тебе нельзя больше звонить мне домой, – сказала она.
– Почему?
– Лоран заболел,
Марк сдержанно удивился. Анн показалось, что он это сделал скорее ради проформы.
– Что по этому поводу говорит Пьер? – поинтересовался он.
– Ничего особенного.
– Как ты ему объяснила?
– Ничего я ему не объясняла, совсем.
– Он, должно быть, сомневается насчет тебя и Лорана?
– Не думаю. Хотя мне все равно.
– Анн, – сказал он, взяв ее за руку, – ты теряешь голову.
– Да, и это очень приятно! Ты знаешь, как я его нашла? Вчера вечером вдруг телефонный звонок…
Она рассказывала о своей поездке с горделивой радостью, чувствуя всю ее неуместность, но не в силах сдержаться.
– Лоран ужасно ревнив, – подытожила она. – Ты для него – что красная тряпка для быка. Думаю, он и на полицейского набросился бы, пристань тот ко мне на улице с расспросами.
– То есть, нам не стоит встречаться, – грустно заметил Марк.
– Да нет же, только так, чтобы он об этом не знал.
Марк улыбнулся:
– Согласен, Анн. Но тебе не кажется, что это какая-то чушь?
– Пойми, Лоран – чрезвычайно чувствительная натура, ну просто до истеричности.
– А я думаю, что он плохо воспитанный мальчишка, который тобою пользуется.
– Никто не сможет мною пользоваться, Марк. Я вылечу его, я вытащу его оттуда. – Ей не сиделось на месте, казалось, по ее телу пробегали электрические разряды. – Ладно, мне пора бежать. Ты мне позвонишь в издательство? До скорой встречи.
– Да, в «Старине Жорже», как обычно и когда захочешь, – с кислой миной пообещал он.
Возвратившись домой, Анн застала в гостиной отца, хмурого и чопорного, поцеловала его в щеку и убежала на кухню, где Луиза деловито возилась с кастрюлями.
– Мадемуазель, я приготовила вашему приживальцу овощной бульон, как вы и просили. И с чем он только есть его будет?
– Оставьте, – приказала Анн, – этим я сама займусь.
Она поставила на поднос глубокую чашку с горячим бульоном, положила два ломтя только что отрезанного Луизой ростбифа и тарелочку с зеленым горошком.
– Ох, – вздохнула Луиза, – ну и скверные воспоминания вызывает у нас этот поднос, правда мадемуазель?
Анн не ответила. На кухню забрел отец и с безучастным видом принялся наблюдать за происходящим. Она плеснула себе в стакан белого вина, второй подвинула ему. Выпили молча. Пьер неожиданно спросил:
– Скоро на стол накроют?
– Как всегда, – ответила Анн.
И ушла, держа в руках поднос. Проходя комнату матери, она почувствовала, как сдавило сердце, и поспешила проскользнуть в конец коридора. Лоран спал, разметавшись на кровати, будто приготовленный к четвертованию. Одна его нога торчала из-под простыни. Он спал так крепко, что Анн, наверное, смогла бы стащить его с кровати и уложить обратно, не разбудив. Таблетки доктора Морэна подействовали на него, как на младенца. Какое-то время она смотрела на него с двойственной нежностью – как мать и как женщина, – затем вышла из комнаты, унося с собой и поднос.