Анна Австрийская, или Три мушкетера королевы. Том 1
Шрифт:
— Застава будет дальше, — пробормотал он, останавливаясь. — Маркиз говорил, что церковь Св. Флорентина стоит поодаль, на маленькой площади, но в этой темноте ничего не увидишь, нигде ни огонька, ни одной живой души. Вот и полночь, — прибавил он, прислушиваясь к бою часов, доносившемуся с городской колокольни, — а я никак не доберусь до места.
В эту минуту ярко блеснула молния.
— Вот кстати! — вскричал он, — теперь я вижу церковь! Мушкетер свернул в узенькую боковую улицу и вскоре вышел на площадь с церковью Св. Флорентина. Портал и стрельчатые окна
Мушкетер вошел, и тот час же из темного угла церкви к нему направилась какая-то высокая фигура.
— Звонарь церкви Св. Флорентина имеет честь просить в церковь монсеньера Луиджи, графа Фернезе, — с почтением произнес он.
Мушкетер, которого товарищи называли Каноником, поблагодарил кивком головы и последовал за звонарем.
Слабый свет свечей боролся с тенью от колонн, пахло ладаном. Каноник беспокойно оглядывался по сторонам. Его шаги по плитам гулко отзывались под сводами церкви, смешавшись со стуком колес подъезжающей кареты.
Через минуту дверь отворилась и звонарь ввел даму в черном под вуалью. Казалось, что она больна или очень слаба, потому что звонарь вынужден был поддерживать ее. На руках она держала что-то завернутое в шелковое одеяло. По фигуре видно было, что это очень молодая особа. Когда звонарь подвел ее к стулу у алтаря, она вздрогнула от неожиданности, заметив мушкетера, который весьма церемонно поклонился ей. Между тем стеклянная дверь еще раз отворилась, и в церковь вошел маркиз. Он почти одновременно с дамой совершил обычную короткую молитву. Звонарь исчез за алтарем, вероятно, сказать священнику, что все готово к началу обряда. Маркиз, стоявший в нескольких шагах от дамы, слышал ее тихое рыдание. Красивое лицо его было очень бледно. Видимо страшная борьба происходила в душе этого человека. Он старался побороть в себе глубокую скорбь и сдержать наворачивавшиеся на глаза слезы.
Высокий священник лет сорока вышел к алтарю и, склонив голову, начал молиться. Дама с трудом встала. Звонарь подошел к ней, шепнул несколько слов и взял то, что она держала на руках. Дама откинула дрожащими руками вуаль. Каноник сознался в душе, что никогда еще не видел такого прелестного личика. Несмотря на болезненную бледность щек и печаль больших черных глаз, в облике молодой женщины была какая-то неотразимая прелесть. Художник смело мог бы рисовать с нее кающуюся Магдалину. На длинных опущенных ресницах дрожали слезы, черные волосы красиво обрамляли высокий лоб, полные алые губы слегка дрожали.
Священник взглядом пригласил их подойти. Звонарь встал несколько позади и откинул шелковое покрывало, под которым обнаружилось маленькое прелестное дитя. Когда Каноник подошел ближе к ступеням, священник важно и почтительно поклонился ему.
— Мы собрались здесь, чтобы совершить двойной обряд, — начал он. — Надо узаконить ребенка, мальчика. Исполняя свой долг, я спрашиваю вас, Магдалена Гриф-фон, согласны ли вы неизменно принадлежать маркизу Эжену де Монфору, стоящему подле вас? Если вы
Женщина подняла голову, по-видимому, собираясь с силами, и громко ответила:
— Да, я согласна неизменно принадлежать маркизу Эжену де Монфору.
Священник обратился с тем же вопросом к мушкетеру, и тот ответил утвердительно. Каноник, замерев, внимательно прислушивался к каждому слову.
— Маркиз де Монфор, — спросил священник, кончив обряд венчания, — какое имя Вы хотите дать мальчику, который теперь принадлежит к вашей фамилии и имеет право на ваш герб?
— Он родился в день Святого Эстоми, так пусть ему дадут это имя, — ответил мушкетер.
Дитя записали в церковную книгу под именем Эстоми де Монфор. Магдалена Гриффон опять взяла его на руки и с невыразимой горячей любовью прижала к сердцу.
— Я должен сообщить новобрачным, — сказал священник, совершив заключительную молитву и спускаясь со ступеней алтаря, — что разрешение из Рима получено, и заключенный брак может быть снова расторгнут, как только этого пожелают обе стороны. Признано, что нужно было только дать имя ребенку, затем родители могут указать какую-нибудь незначительную причину и требовать развода.
Он поклонился маркизу, Канонику и едва стоявшей на ногах Магдалене, и также неслышно ушел за алтарь, как и появился оттуда.
Что значил этот брак, который через несколько дней собирались расторгнуть? Какие обстоятельства так жестоко разъединяли этих двух людей, только что так таинственно, в полночный час, соединенных перед Богом. Болезненный вид прекрасной Магдалены и полное страдания лицо маркиза ясно говорили о какой-то роковой неотвратимости. Что могло встать между этими двумя людьми, по-видимому, неизъяснимо любившими друг друга? Кто из них был виноват? Только не маркиз! Его благородной душе были чужды всякие обман и подлость.
Значит, виновата Магдалена Гриффон? С трепетом обнимая свое дитя, она боязливо оглянулась на свидетеля этой ночной сцены. Он отошел в сторону. Звонарь тоже на несколько минут удалился. Маркиз подошел к Магдалене, которая горячо прижала к груди ребенка.
— Я знаю, что вы хотите сделать, Эжен, — пылко сказала она. — Вы имеете полное право требовать того, что разрывает мне сердце.
— Магдалена, не осложняйте нашу разлуку, мы ведь пережили тяжелый час, — отвечал маркиз. — Бередя раны, вы только прибавляете себе страданий.
— Мне отрадно это, Эжен, я ведь ищу смерти! Вы благороднейший человек, а я несчастнейшее существо в мире! Я всегда буду смотреть на вас как на святого. Простимся же в последний раз, мы больше никогда, никогда не увидимся! Я чувствую, что смертью искуплю свою вину. Тогда, Эжен, помолитесь за мою бедную разбитую душу и простите несчастной Магдалене Гриффон то, что она вам сделала, она и так жестоко расплатилась за это.
— Я вам все прощаю, Магдалена, да сохранит вас Бог!
— Теперь, Эжен, возьмите дитя. Вы требуете этого, и я отрываю его от своего сердца, исполняя ваше желание, — прошептала бедняжка.