Анна Австрийская, или три мушкетера королевы. Том 2
Шрифт:
Все это очень удивило и заинтересовало Белую Голубку.
Она быстро подошла к Ренарде, собираясь расспросить ее, но та уже обратилась к Пипо с самой жалостной миной.
— Ах, добрейший господин ключник! Ах, милейший господин Пипо! Если бы вы только знали, какое несчастье! — причитала она, — нет, нет, это просто ужасно! Этого мне просто не пережить на старости лет!
— Да что с вами, Ренарда? — напыщенно спросил маленький толстенький человечек.
— Ах, Боже мой! На что же это я похожа! — вскричала она вместо ответа, оглядывая себя со всех сторон и видя следы грязи. — Да и то сказать, ведь я от страха и отчаяния бежала сюда, как сумасшедшая!
— Да вы
— Ах, большое, большое несчастье! Вы только послушайте. — И ты, Жозефина, тоже слушай. Вы ведь знаете, что я поступила кастеляншей в маленький замок, который принадлежит господину маркизу де Монфору. Вот только дней десять или одиннадцать назад наш хозяин вместе с господином бароном Сент-Амандом, — его все господа зовут попросту Милоном, — нежданно-негаданно куда-то уехали по службе.
Это имя произвело на ключника не особенно приятное впечатление, но он превозмог себя и промолчал.
— Такие отъезды у них часто случаются, вот я и осталась в замке одна со старым садовником да с… Нет, с одним садовником, — продолжала Ренарда. — Господин маркиз сказал мне, что он во что бы то ни стало, а вернется к двадцать седьмому сентября, а маркиза все нет, да нет. Можете вы себе представить мой страх, а надо вам сказать, господин
Пипо, что я люблю моего маркиза как родного сына. Ну, да и он же ко мне относится хорошо! Могу похвастать! Ведь никогда не скажет мне иначе, как «моя милая Ренарда» и все «милая» да «милая». Да… уверяю вас!
— Да я нисколько не сомневаюсь, — перебил ключник разболтавшуюся старуху, — только рассказывайте дальше. Ведь вы начали говорить о какой-то беде, которая с вами приключилась.
— Нет, не со мной, господин Пипо! — А все-таки, прежде всего, скажите мне, как идут ваши дела с Жозефиной? Вот по глазам вижу, что вы ею довольны. Ну, да это потом, надо же мне сначала рассказать вам о несчастье. Напрасно вы покачиваете головой, господин Пипо, у меня всегда так много мыслей в голове! Ну, так вот и жду я день за днем. Нет маркиза! Думаю, уж точно с ним что-нибудь да случилось! И так мне стало страшно. А тут еще сны начали сниться все такие дурные. Ну, да, одним словом, я за эти дни, кажется, на целых десять лет состарилась. Наконец, вдруг сегодня, с час тому назад, подъезжает карета… звонят… Я так и подскочила от страха… Мы с садовником пустились к ворогам, отворяем… и что же, вы думаете, мы видим?
— Ну, что же маркиз?
— Да он то, благодарение Господу, выскочил из кареты цел и невредим.
— Так в чем же беда-то?
— Да вы слушайте до конца! Беда впереди! Маркиз выскочил из кареты и зовет меня. Я побежала, смотрю, а в карете лежит господин Милон, то бишь, господин барон де Сент-Аманд, и точно мертвый.
— Ах, боже мой! — вскричала Жозефина, бледнея при последних словах Ренарды, — господин Милон! Да что же с ним случилось?
— Да я и сама еще хорошенько не знаю, должно быть они опять наскочили на какого-нибудь головореза. Я догадалась по двум ранам господина Милона, да по дыре на плаще моего маркиза. Бог им судья, а только они доведут эти шутки до того, что их когда-нибудь перебьют всех до одного!
— И вы серьезно думаете, дорогая моя, что он должен умереть? — спросила, бледная, как смерть, Жозефина.
— Он еще в памяти, но только рассудок очень мутится, да и лихорадка у него сильная. Понятно, дело это опасное! Вот как выйду отсюда, так забегу к доктору Вильмайзанту, чтобы он скорее ехал к нам. Мы уложили господина Милона У себя в замке. Я устроила ему внизу отличную комнату. Ах, господи! — заговорилась я с вами, а уже смеркается,
Белая Голубка устремила на него умоляющий взгляд, но лучше было бы ей не делать этого. Ее невольное восклицание при вести о болезни Милона и выражение ее глаз при этой просьбе Ренарды утвердили Пипо в мысли, что между мушкетером, когда-то прочитавшем ему такую назидательную речь, и молодой девушкой существует нечто вроде тайной привязанности.
Поэтому он состроил очень важную и задумчивую физиономию.
— Нет, об этом нечего и говорить, Ренарда, — проговорил он сухо, — и что это пришло вам в голову? Ну, подумайте сами, какое мне дело до вашего маркиза, а тем более до того раненого мушкетера? Да, и, кроме того, разве прилично, чтобы молоденькая придворная судомойка была сиделкой возле постели холостого буяна.
Ренарда посмотрела на него так, точно хотела сказать, — с каких это пор ты стал таким сторонником добродетели и как ты смеешь называть буяном такого знатного господина?
— Но послушайте, господин ключник, — заговорила она было вслух.
— Нет, нет! Этого нельзя, Ренарда! Ступайте к вашему маркизу и скажите ему, пусть наймет сиделку, где сам знает. У Жозефины есть много дел и здесь, да и спать ей нельзя в ином месте. Ведь такое жалованье, как здешнее, даром не платится.
— Да что это с вами стряслось, господин Пипо! С каких это пор вы стали таким строгим? — не выдержала Ренарда, видя, что Жозефина залилась горькими слезами.
— Не трудитесь уговаривать меня! — вскричал кругленький человек, багровея от досады. — Я вовсе не намерен оказывать вашему маркизу любезности, за которые могу нажить большие неприятности. Ведь если госпожа обергофмейстерина узнает, что здесь никто не ночевал несколько ночей, то меня с позором прогонят с места, а кто станем меня кормить тогда? Ну-ка, скажите. Уж не ваш ли маркиз? Не бывать этому! Так пусть уж Жозефина остается здесь и делает свое дело.
Этого Ренарда никак не ожидала. Что оставалось ей теперь делать? Кого послать в замок? Кому поручить уход за тяжело раненым Милоном?
— И неужто это ваше последнее слово, господин Пипо? — спросила она еще с искрой надежды.
— И не трудитесь ждать иного. Я ведь сказал вам, — значит так тому и быть!
— Ну так мне нужно скорее идти! — проговорила Ренарда, оправляя платье. — Надо еще забежать к доктору и позвать его к нам, чтобы мне уж хоть не совсем зря пробегаться. Не плачь, Жозефина, ведь этим дела не поправишь. Я вижу, что будь твоя воля, ты помогла бы мне. Да, видно, уж нельзя. Прощай.
Старушка быстро вышла из комнаты. Начинало уже смеркаться, а господин Пипо все еще продолжал убирать что-то, все время отдавая Жозефине разные приказания и сопровождая их наставлениями. Может быть, он хотел доказать ей этим, что отпустить ее было действительно невозможно.