Анна Фаер
Шрифт:
Он, а вместе с ним и Макс, посмотрел в сторону, куда я указывала. К одной из палаток, где продавали разные праздничные сладости, был привязан идеальный воздушный шарик. Он тянулся к небу, и только верёвочка не позволяла ему улететь. Он, как и я, был ужасно свободолюбивый. А ещё он был невероятно блестящий. Особенно сильно он сиял из-за розового неба, отражающегося в его надутых и упругих боках.
Макс хмыкнул:
– Да, ничего такой. Красивый.
– Красивый? Шикарный! Он просто шикарен, давайте подойдём!
Мы почти бегом добрались сквозь толпу к той палатке. Шарик
– Он со мной заигрывает! – радостно сказала я. – Вы только посмотрите, я ему тоже нравлюсь!
Макс и Дима только посмеялись. Мы пошли вглубь, смотреть на то, что было ещё интересного, но я всё не могла замолчать.
– Шарик просто волшебный! Вы видели, какой он цветной? А сколько в нём гелия! Половину можно потратить на то, чтобы им подышать! И он совсем не станет меньше.
– Смотри, Фаер! – Дима указал мне на мужчину, торгующего разными шариками. – Здесь есть точно такой же! Хочешь, я куплю тебе?
Предложение было очень заманчивым, но я, присмотревшись к шарику-самозванцу, критически покачала головой.
– Спасибо, Дима. Вот только я хочу именно тот. Этот ведь совершенно другой, ты посмотри.
Макс не выдержал:
– Они одинаковые.
– Нет! – уверенно возразила я. – Все шарики глубоко в душе разные!
– У шариков нет души. Это тебе не люди.
– Шарики тоже люди! – закричала я. – Посмотри, как они на нас похожи! Стремятся к чему-то высокому, а сами привязаны к земле.
Мы отошли от мужчины, который теперь кричал: «Шарики! Покупаем шарики! Шарики тоже люди!» Кто заплатит мне авторские?
Мы бесцельно блуждали в толпе. Дима счастливо, даже немного по-детски, рассказывал о том, как он любит праздники, как ему нравятся салюты и как он без ума от сладкой ваты. Макс ныл, что хочет домой, и ему не нравятся все эти люди. Я заставила их обоих замолчать. Ведь была одна важная вещь, которую мы просто обязаны были обсудить.
– Вы только представьте, каково держать такого красавца в своих руках! Он ведь будто огромная стрелка, указывающая на то, какой ты яркий и счастливый. Этот шарик просто невероятный. Да? Вы согласны?
– Конечно,- добродушно согласился Дима.
– Вот! А я о чём? Я, как только его увидела, сразу же поняла, что лучше его на всём празднике не будет. Он будто излучает тепло. Солнечный шарик! Радужный шарик! Счастливый шарик, который сделает счастливым любого! Он ведь заставил бы улыбнуться даже тебя, верно? –обратилась я к Максу.
Тот, снисходительно взглянув на меня, кивнул.
Я всё никак не могла замолчать, так сильно меня впечатлил тянущийся к самому небу воздушный шарик. Дима уже умолял меня заговорить о чём-то другом, как я сама замолчала.
– Вы это слышите?!
Со стороны сцены раздавалась просто отличная музыка. Думаю, вам достаточно сказать одно только то, что это была моя любимая песня. Такая радостная, живая, наполняющая душу энергией и оптимизмом.
Не сказав
– Как вам? – спросила я у друзей.
– Мне нравится! – крикнул мне Дима, который так и не смог заглушить звуки музыки.
Я не могла стоять на месте. Сначала я просто качала в такт головой, но потом я не смогла удержаться: присоединились и руки, и ноги. Я стала танцевать. Никто кроме меня не танцевал, и серые глаза толпы смотрели на меня непонимающе.
– Никто не танцует,- положил мне руку на плечо Дима.
Это был призыв остановиться. Многого хочет! Я ловко ухватила его за руку, и теперь он не мог от меня увернуться: теперь танцевал и он тоже. Мы танцевали вместе. И мы танцевали хорошо. Мы танцевали потому, что под песню эту стоять на месте просто кощунство. Я уверена, что её написали, чтобы такие вот серые толпы, как эта, стали разноцветными. И мы с Димой стали первыми яркими пятнышками.
Я не думала о том, смешно мы танцуем или красиво. Только фальшивые люди хотят танцевать красиво. Настоящий танец – это когда о красоте думаешь в последнюю очередь. Когда спавшие на глаза волосы не заграждали мне вида, я смотрела на Макса. И в тот момент, когда кончики его губ дёрнулись и задорно поднялись вверх, а голова его закачалось из стороны в сторону, я поняла, что всё идёт отлично. Но дыхание у меня быстро испортилось, стало прерывистым, и я устала. Мы с Димой остановились. Я посмотрела на сцену, звучали последние аккорды. Музыкант был счастлив. Я посмотрела на толпу. Толпа была счастлива. Некоторые даже последовали нашему с Димой примеру и стали танцевать.
Но, как только моя любимая песня закончилась, мы сразу же ушли подальше от сцены. Я хочу только то, что мне нравится безумно. Я хочу слушать только ту музыку, от которой я без ума. Другие хорошие песни я игнорирую. Это не значит, что с ними что-то не так. Просто я хочу либо то, что делает меня абсолютно счастливой, либо ничего. Это как с тем шариком. Только тот я хочу, а его двойников, которых продаёт усатый дяденька, мне не нужно.
Мы медленно шли между палаток и аттракционов. Говорили обо всяких глупостях. Я решила снова поднять тему неравенства. Вы думали над тем, что, когда говорят о молодых людях, всегда имеют в виду мужчин? Но молодые женщины – это тоже молодые люди. Или женщина не человек?
– Вы вот о чём подумайте! – громко заговорила я. – Когда говорят о молодых людях, то имеют в виду мужчин. А женщины? Они тоже молодые люди!
Я так громко сказала последние слова, что два старичка, идущих перед нами обернулись.
– А вот это уже странно. Они ведь старые люди, зачем им оборачиваться? – удивился Дима.
Наш разговор доходил до полного абсурда. Нужно было срочно занять себе чем-нибудь интересным. Поэтому я и искала то, что мы просто не смогли бы пройти мимо. И нашла! Среди прочих скучных и совсем детских аттракционов на площади стояла огромных размеров центрифуга. Я указала на неё пальцем: