Анна, Ханна и Юханна

Фредрикссон Мариан

В следующий момент Бруман повернулся к жене и влепил ей пощечину. Ханна отлетела в противоположный конец кухни, ударившись спиной о длинную скамью под окном.

– Ты спятил! – выкрикнула она.

– Да! – заорал Бруман. – Это ты свела меня с ума.

Он вышел, с треском захлопнув за собой дверь.

Рагнар заплакал, но Ханна заметила, что, несмотря на слезы, взгляд его был холоден как лед.

– Это вы, мама, спятили.

Он сказал это и тоже выбежал из кухни.

Ханна долго не могла унять бившую

ее крупную дрожь, но в конце концов ей это удалось. Она посмотрела на себя в зеркало – лицо припухло и начало синеть, но крови не было. Хуже было со спиной – она сильно болела от удара о скамью.

Слава богу, что детей нет дома, подумала она, но тут же вспомнила, что они у хромой Малин, которая кормит их хлебом и поит сиропом.

Ханна приготовила ужин, пришли сыновья, и она послала Эрика за отцом и Рагнаром. Вид у Брумана был грустный, но он молчал.

– Вы заболели, мама? – спросил Эрик.

– Где Рагнар?

– Убежал в лес, – ответил Бруман, и Ханна в панике прошептала:

– Господи милостивый, надо идти его искать.

Вид у нее был ужасный – лицо опухшее, бледное как полотно, на щеке уродливые синие пятна. Бруман смутился, но, когда заговорил, голос его был твердым и уверенным.

– Мальчик вернется сам. Он сказал мне, что ему надо побыть одному и подумать. И это можно понять.

Ханна с трудом поднялась из-за стола и принялась собирать тарелки. Бруман взглянул на нее, и Ханна, словно оправдываясь, сказала, что сильно ударилась спиной о скамью. Бруман смутился еще больше.

Рагнар вернулся, когда семья укладывалась спать. Как и Бруман, он молчал.

Когда они легли, Бруман спросил:

– Я хотел бы знать, почему ты не можешь простить Малин, которая обозвала тебя б…, но не возражаешь, когда Рагнара называют сыном шлюхи.

Ханна долго молчала, потом ответила:

– Я не шлюха, меня изнасиловали. Но Рагнар… родился вне брака, и никто не может этого отрицать.

– То есть ты невинная жертва, а он виноват?

– Этого я не говорила.

Утром спина у Ханны болела так, что она с трудом могла пошевелиться. Однако Бруман, закрыв глаза на недомогание жены, продолжил допрос:

– Ханна, ты же не глупа, ты умеешь думать. Ты должна все объяснить мне и мальчику.

Ханна думала целый день, но так и не смогла найти слова, понятные другим. Для нее все было ясным и само собой разумеющимся. За ужином она сказала Рагнару, что слова сорвались у нее случайно, помимо ее воли.

– Я так испугалась, что сама не понимала, что говорю, – призналась она.

Это была мольба о прощении, но мальчику оказалось мало этого. Взгляд его остался ледяным и колючим. Целую неделю в доме царило тягостное, гнетущее молчание. Они не разговаривали друг с другом – Рагнар, Ханна и Бруман. Шли дни, у Ханны перестала болеть спина, с лица исчезли синяки, ушла припухлость. Но на душе было черно

от стыда и бессилия.

Однажды утром, прежде чем идти в школу, Рагнар вдруг сказал:

– У тебя, мамаша, точно не все дома.

Впервые он обратился к ней на «ты» и назвал мамашей. Она долго сидела за столом, погрузившись в тягостные раздумья, и поняла, что потеряла Рагнара и что он был самым дорогим для нее человеком.Она бы дорого дала за то, чтобы заплакать, но глаза ее, как и всегда, остались сухими.

Бруман отправился во Фредриксхалл продавать муку, и Ханна очень боялась, что он расскажет сестре о случившемся у них дома. Правда, она успокаивала себя тем, что Бруман никогда не был склонен к сплетням.

Но когда Бруман вернулся, Ханна поняла, что ошиблась. Муж коротко сказал Ханне, что они со свояком договорились, и Рагнар поедет во Фредриксхалл работать в рыбной лавке, как только ему сравняется трина дцать лет.

Увидев, что жена пришла в отчаяние, Бруман сказал, что она должна понять: мальчик взрослеет, и ему надо приучаться к самостоятельной жизни. В этот миг Ханна поняла, что ей надо делать.

– Он должен решить это сам, – возразила она.

– Да, он будет решать сам.

– Он нужен на мельнице.

– Нет, людей у нас хватает – мне помогают Адольф и наши мальчики.

– Мы спросим его за обедом, – сказала Ханна, и Бруман согласно кивнул.

Как только на следующее утро мальчики ушли в школу, Ханна затеяла печь сладкий пирог. Она не стала экономить ни на масле, ни на сахаре и, попробовав на вкус жирное, густое тесто, осталась довольна. Взяв с собой испеченный пирог, она пошла в дом кузнеца и постучалась в дверь. Хромоногая Малин едва не онемела от удивления.

– Я подумала, – сказала Ханна, – что нам, соседям, надо держаться вместе.

Малин была поражена так, что даже не поставила на плиту кофейник. За это Ханна была ей очень благодарна. Ей было тяжело находиться в доме кузнеца – там было очень грязно, да и дышать было нечем. Ханна поговорила с Малин о ее мальчиках, похвалила их за ум и развитость. Потом они немного посетовали на зиму, которая никак не хочет кончаться.

Вернувшись домой, Ханна обратилась к Богу на небесах, сказав, что помирилась с соседкой. «Теперь ты должен явить мне свою милость».

Но когда Бруман за обедом рассказал Рагнару о возможности отъезда во Фредриксхалл, парень был вне себя от радости.

– Я очень хочу уехать туда! – воскликнул Рагнар. – Как вы здорово придумали, отец. Я очень хочу…

Бруман сказал, что у Хенриксена есть постоянные покупатели, живущие в разных частях города, и ему нужен мальчик, который бы на велосипеде развозил заказанный товар. По средам некоторым покупателям надо развозить свежую селедку, другим по четвергам макрель, а по субботам развозить почти всеми любимую треску.