Анна и французский поцелуй
Шрифт:
Перевешиваюсь через перила и делаю вид, что падаю. Сент-Клер бледнеет.
— Нет! Не надо! — Он вытягивает руки, как будто хочет спасти меня, а затем сжимает живот, словно его сейчас вырвет.
— Прости! — Спрыгиваю с выступа. — Прости, я не понимала, что тебе так плохо.
Он машет рукой, чтобы я замолчала. Другая рука все ещё цепляется за взбунтовавшийся живот.
— Прости, — повторяю я через минуту.
— Проехали. — Сент-Клер кажется раздражённым, как будто это я нас торможу. Он указывает на Нотр-Дам. — Я привёл тебя сюда не из-за него.
Что
— Мы не идём внутрь?
— Закрыто. Целая куча времени, чтобы увидеть всё позже, забыла?
Он приводит меня во внутренний двор, и я пользуюсь моментом, чтобы восхититься задним фасадом. Каллипига. Есть что-то лучше, чем Нотр-Дам.
— Здесь, — говорит он.
У нас прекрасный вид на вход — сотни и сотни крошечных фигур, вырезанных на трех колоссальных сводчатых проходах. Статуи похожи на каменные куклы, у каждой отдельное место и уникальный образ.
— Они невероятны, — шепчу я.
— Не там. Здесь.
Он указывает на мои ноги.
Я смотрю вниз и с удивлением обнаруживаю, что стою в середине маленького каменного круга. В центре, непосредственно между моими ногами, красуется медно-красно-бронзовый восьмиугольник со звездой. На камне выгравирована надпись: POINT Z'ERO DES ROUTES DE FRANCE.
— Мадмуазель Олифант. Эта надпись переводится как «Нулевая точка французских дорог». Иными словами, от этой точки отсчитывается протяжённость всех дорог Франции. — Сент-Клер прочищает горло. — Это начало всего.
Я оборачиваюсь. Он улыбается.
— Добро пожаловать в Париж, Анна. Я рад, что ты приехала.
Глава 9
Сент-Клер прячет кончики пальцев в карманы и пинает булыжники мыском ботинок.
— Ну? — наконец спрашивает он.
— Спасибо. — Я ошеломлена. — Это так мило с твоей стороны.
— Ай, да ладно.
Он выпрямляется, пожимает плечами — опять это французская манера пожимать плечами всем телом, которая у него так хорошо выходит — и принимает свой обычный уверенный вид.
— Надо же где-то начинать. Теперь загадай желание.
— А?
Вот такой вот у меня словарный запас. Мне нужно писать целые эпосы или мелодию рекламы корма для кошек.
Он улыбается.
— Встань на звезду и загадай желание.
— О, хорошо, ладно. — Сдвигаю ноги и встаю в центр. — Я желаю…
— Не так громко!
Сент-Клер мчится ко мне, словно желает остановить слова всем телом, и мой желудок яростно переворачивается.
— Ты не знаешь, как нужно загадывать желания? В жизни выпадает ограниченное количество шансов. Падающие звезды, ресницы, одуванчики…
— Свечи на торте.
Он игнорирует колкость.
— Именно. Так что нужно правильно использовать моменты. Суеверие говорит, что если загадать желание на этой звезде, оно обязательно сбудется. — Он делает паузу и продолжает: — Это лучше, чем другая история.
— О том, что я умру болезненной смертью от яда, пули, многочисленных ранений и утопления?
— Гипотермии, а не утопления. —
Закрываю глаза. Передо мной предстают мама и Шонни. Бриджет. Тоф.
Я киваю.
— Хорошо, тогда закрой глаза и загадай желание.
Делаю глубокий вдох. Прохладная сырость соседних деревьев заполняет лёгкие. Чего я хочу? Трудный вопрос.
Хочу вернуться домой, но вынуждена признать, что сегодняшний вечер доставил мне наслаждение. А если я никогда больше не увижу Париж? Я помню, как сказала Сент-Клеру, что не хочу здесь находиться, но часть меня — маленькая, крошечная часть — заинтригована. Если отец позвонит завтра и прикажет вернуться домой, то возможно я разочаруюсь. Я все ещё не увидела Мону Лизу. Не побывала на вершине Эйфелевой башни. Не прошла под Триумфальной аркой.
Так чего ещё я хочу?
Я хочу снова ощутить губы Тофа. Хочу, чтобы он ждал меня. Но есть другая часть меня — часть, которую я очень, очень ненавижу, и эта часть знает, что даже если мы начнём встречаться, я все равно уеду в колледж в следующем году. Мы будем видеться на Рождество и летние каникулы, а затем... что затем?
И затем есть ещё одно.
То, что я пытаюсь игнорировать. То, что я не должна хотеть. То, что я не могу получить.
И это «то» стоит передо мной прямо сейчас.
Так чего я желаю? Того, что не уверена, что хочу? Кого-то, в ком я не уверена, что нуждаюсь? Или того, как мне известно, я не могу заполучить?
Наплевать. Позволь судьбам решать.
Я желаю лучшего для себя.
Как вам такое обобщение? Открываю глаза, и ветер задувает сильнее. Сент-Клер убирает прядь волос с глаз.
— Должно быть, хорошее желание, — говорит он.
На обратном пути Сент-Клер подводит меня к витрине с бутербродами в ночной закусочной. От опьяняющего аромата текут слюнки, живот урчит от нетерпения. Мы заказываем панини: бутерброды, приготовленные на горячем гриле. Сент-Клер берет вариант с копчёным лососем, сыром рикотта и шнитт-луком. Я заказываю пармскую ветчину, сыр фонтина и шалфей. Сент-Клер обзывает еду фаст-фудом, но бутерброды у нас в руках совсем не похожи на безвкусные сандвичи из «Сабвэя».
Сент-Клер помогает мне разобраться с евро. К счастью, всё легко запомнить. С банкнотами и центами несложно разобраться, даже с номиналом. Мы расплачиваемся за покупку и прогуливаемся вниз по улице, наслаждаясь ночью. Хрустим твёрдой корочкой. Позволяем тёплому клейкому сыру стекать по подбородкам.
Я стону от удовольствия.
— У тебя оргазм от еды? — спрашивает Сент-Клер, вытирая рикотто с губ.
— Где ты был всю мою жизнь? — спрашиваю я прекрасный панини. — Почему я никогда не ела такого бутерброда?