Анна Леопольдовна

Курукин Игорь Владимирович

Возглавить переворот Анна так и не решилась — в отличие от «сестрицы»-цесаревны, которая год спустя лично повела гренадерскую роту Преображенского полка на Зимний дворец. Правда, справедливости ради надо отметить, что Елизавета Петровна, похоже, не могла опереться ни на кого из известных генералов; к услугам же Анны оказался сам фельдмаршал и президент Военной коллегии. Однако санкция матери императора всё же была необходима для свержения законного правителя. По словам Миниха-сына, стороны договорились, «чтоб отец мой в наступающую ночь приехал опять к принцессе, взял от нее с караула потребную команду и регента арестовал». После этого фельдмаршал, присоветовав Анне Леопольдовне никому, в том числе супругу, ни слова о том не говорить, откланялся и поехал прямо к ничего не подозревавшему герцогу «почтение свое отдать и, что того страннее, в тот же самый день у него обедал» ¹³⁹.

Вскоре

после этого обеда акция по свержению регента была осуществлена. Между 10 и 11 часами вечера 8 ноября Миних с адъютантом отправился в Зимний дворец. Принцесса вышла к ожидаемым ею посетителям одна, не поставив в известность мужа. Как вспоминал Манштейн, Анна Леопольдовна приняла вызванных фельдмаршалом караульных офицеров: «…ее высочество высказала им в немногих словах все неприятности, которые регент делал императору, ей самой и ее супругу, прибавив, что так как ей было невозможно и даже постыдно долее терпеть эти оскорбления, то она решила арестовать его, поручив это дело фельдмаршалу Миниху, и что она надеется, что офицеры будут помогать ему в этом и исполнять его приказания. Офицеры без малейшего труда повиновались всему тому, чего требовала от них принцесса. Она дала им поцеловать руку и каждого обняла». Кроме того, чтобы подогреть их решимость, мать императора объявила, что «их верность без награждения оставлена не будет». После этого напутствия фельдмаршал с тридцатью солдатами (по Миниху-младшему) или с восьмьюдесятью (по Манштейну) отправился к Летнему дворцу — резиденции Бирона.

Первое профессиональное описание дворцового переворота сделал один из главных участников события — боевой офицер Манштейн: «Шагах в 200 от этого дома отряд остановился; фельдмаршал послал Манштейна к офицерам, стоявшим на карауле у регента, чтобы объявить им намерения принцессы Анны; они были так же сговорчивы, как и прочие, и предложили даже помочь арестовать герцога, если в них окажется нужда. Тогда фельдмаршал приказал тому же подполковнику Манштейну стать с одним офицером во главе отряда в 20 человек, войти во дворец, арестовать герцога и в случае малейшего сопротивления с его стороны убить его без пощады».

Бравый подполковник со своим маленьким отрядом без шума вошел во дворец; стоявшие внутри часовые пропустили его, поскольку адъютант фельдмаршала мог быть послан к герцогу по важному делу. Манштейн не знал, где именно находится спальня Бирона, но отважно двинулся вперед, пока не очутился перед закрытой дверью. Манштейн от третьего лица описывает происходившее после того, как он вломился в покои регента: «…он нашел большую кровать, на которой глубоким сном спали герцог и его супруга, не проснувшиеся даже при шуме растворившейся двери. Манштейн, подойдя к кровати, отдернул занавеси и сказал, что имеет дело до регента; тогда оба они внезапно проснулись и начали кричать изо всей мочи, не сомневаясь, что он явился к ним с недобрым известием. Манштейн очутился с той стороны, где лежала герцогиня, поэтому регент соскочил с кровати, очевидно, с намерением спрятаться под нею; но тот поспешно обежал кровать и бросился на него, сжав его как можно крепче обеими руками до тех пор, пока не явились гвардейцы. Герцог, став, наконец, на ноги и желая освободиться от этих людей, сыпал удары кулаком вправо и влево; солдаты отвечали ему сильными ударами прикладом, снова повалили его на землю, вложили в рот платок, связали ему руки шарфом одного офицера и снесли его голого до гауптвахты, где его накрыли солдатскою шинелью и положили в ожидавшую его тут карету фельдмаршала. Рядом с ним посадили офицера и повезли его в Зимний дворец…» ¹⁴⁰

Затем Манштейн арестовал младшего брата регента, подполковника Измайловского полка Густава Бирона. Столь же легко был схвачен и другой приближенный Бирона — А. П. Бестужев-Рюмин. Главные события бескровного переворота, со слов самого Миниха, произошли между тремя и четырьмя часами ночи. На караулах в Зимнем и Летнем дворцах стояли солдаты и офицеры его Преображенского полка, и далее откладывать акцию было нельзя, так как с 9 ноября на вахту должны были заступить семеновцы ¹⁴¹.

Во время переворота принцессе было не до сна. Она от волнения не находила себе места и разбудила дежурного камергера, коим оказался Эрнст Миних, который пребывал «в приятнейшем сне, почему не мало ужаснулся, когда вдруг, пробудясь, увидел принцессу, на моей постели сидящую». Между ними состоялся разговор: «Я вопросил о причине, она трепещущим голосом отвечала: "Мой любезный Миних, знаешь ли, что твой отец предпринял? Он пошел арестовать регента". К чему присовокупила еще: "Дай боже, чтобы сие благополучно удалось!"».

На этот раз удача благоволила к принцессе и фельдмаршалу. К пяти часам утра всё было кончено. Преображенский полк получил указание собраться у «зимнего дома», куда уже съезжались чиновники,

и среди них — как обычно, вовремя выздоровевший Остерман. Высшие чины империи, еще недавно чествовавшие Бирона, «утрудили» принцессу просьбой принять правление с титулом «великой княгини Российской». Вслед за поздравлениями последовало принесение новой правительнице присяги — уже третьей за месяц. «В 5 часов гвардия собралась около Зимнего дворца и возвратилась по квартирам только в четыре часа пополудни… — сообщал Шетарди в депеше, отправленной 8 ноября. — Только что присяга, согласно указу, была произнесена принцессой Елизаветой и первыми чинами, каждый гвардейский батальон составил кружок и также приведен к присяге под знаменами. В силу этой формальности принцесса Анна признана правительницей на время малолетства своего сына. Потом это было возвещено народу тремя залпами крепостной артиллерии, чего не было при провозглашении герцога Курляндского».

К вечеру того же дня после совещания правительницы с Минихом и Остерманом регент с семьей был отправлен из Зимнего дворца в Шлиссельбургскую крепость, Бестужев-Рюмин — в Ивангород. Специальные курьеры были посланы с распоряжениями об аресте верных Бирону людей: его старшего брата Карла, московского губернатора, и зятя — лифляндского вице-губернатора генерала Лудольфа фон Бисмарка, предка знаменитого германского канцлера.

Манифест от 9 ноября 1740 года (не вошедший в Полное собрание законов Российской империи) от лица младенца-императора впервые объявлял о свержении законного правителя-регента империи. Манифест не оспаривал его право на власть, но подчеркивал, что герцог обязан был «свое регентство вести и отправлять по государственным нашим правам, конституциям и прежним, как от ее императорского величества, так и от всепресветлейших ее императорского величества предков определениям и учиненным государственным уставам, и особливо ему же притом поведено не токмо о дражайшем здравии и воспитании нашем должное попечение иметь, но и к вселюбезнейшим нашим родителям и ко всей нашей императорской фамилии достойное и должное почтение оказывать и, по их достоинству, о содержании оных попечение иметь».

Бирону ставилось в вину, что он осмелился «тотчас по восприятии сего своего регентства и, не обождав еще, чтобы тело ее императорского величества земле предано было, не токмо многие государственным нашим правам и прежним определениям противные поступки чинить, но, что наивящше есть, к любезнейшим нашим родителям, их высочествам государыне нашей матери и государю нашему отцу такое великое непочитание и презрение публично оказывать, и при том еще со употреблением непристойных угрозов, такие дальновидные и опасные намерения объявить дерзнул, по которым не токмо вышепомянутые любезнейшие наши государи родители, но и мы сами, и покой и благополучие империи нашей в опасное состояние приведены быть могли б». А потому младенец-император «принуждена себя нашли, по всеподданнейшему усердному желанию и прошению всех наших верных подданных духовного и мирского чина, оного герцога от того регентства отрешить, и по тому же всеподданнейшему прошению всех наших верных подданных оное правительство всероссийской нашей империи, во время нашего малолетства, вселюбезнейшей нашей государыне матери, ея императорскому высочеству государыне принцессе Анне (которой мы отныне титул великой княгини Всероссийской придать соизволили) поручить и отдать во всём с такою властию и силою, и на таком основании, как по вышеписанному ее императорского величества блаженнейшей памяти определению правительство вести и отправлять учреждено и повелено было» ¹⁴².

Рукописный лист манифеста подписали министры, члены Синода, сенаторы, генералитет, в том числе майоры гвардии. Но среди подписей можно встретить имена второстепенных чиновников и офицеров, оказавшихся в тот день во дворце и вместе с манифестом подписавших новую присягу ¹⁴³.

Этот любопытный документ — манифест, представлявший собой высший правовой акт государства, — требовал от законного правителя (обладавшего на тот момент неограниченной властью) соблюдения «прав, конституций и прежних как от ее императорского величества, так и от всепресветлейших ее императорского величества предков определений и учиненных государственных уставов», то есть действия в рамках законности. Но он же объясняет устранение регента не нарушением конкретных законов, а абсолютно внеправовыми категориями — его низким «моральным обликом» и плохим поведением по отношению к «любезнейшим нашим родителям», то есть справедливость «отеческого правления» явно ставится выше любой формальной законности. Конечно, отрешает правителя «природный» и законный император — но он, согласно указанному в том же манифесте «определению» Анны Иоанновны, не является дееспособным да и совершает эту акцию едва ли не по принуждению — «по усердному желанию и прошению всех наших верных подданных духовного и мирского чина».