Анна, одетая в кровь
Шрифт:
— Почему ты здесь? Ты пришел, чтобы снова меня убить?
— Как ни странно, нет. У меня был плохой сон. Мне нужно было с кем-то поговорить. — Я провожу рукой по голове. Я уже давно не чувствовал себя так неловко. Может, я никогда не ощущал неловкость, до сегодняшнего момента. — Думаю, я просто понял, что Анна поможет мне. И вот я здесь.
Она немного фыркает. Затем на лбу появляются морщинки.
— Что я могу сказать? О чем мы могли бы поговорить? Я так долго находилась вне этого мира.
Я пожимаю плечами. Следующие слова вылетают прежде, чем я
— Ну, я никогда там не был.
Я сжимаю челюсть и смотрю на пол. Не могу поверить, что я веду себя словно эмо. Я жалуюсь девушке, которая была зверски убита в шестнадцать лет. Она застряла в этом доме с трупами, а я хожу в школу и являюсь Троянцем; я ем жареное арахисовое масло, приготовленное матерью, и сэндвичи, приправленные Чиз Виз [30] и…
— Ты водишься с мертвыми, — мягко проговаривает она. Ее глаза светятся — я не могу поверить — сочувствием. — Ты водишься с нами с тех пор, как…
30
Чиз Виз — сырный соус.
— Умер мой отец, — продолжаю я. — А до его смерти он водился с вами, а я следовал за ним. Смерть — мой мир. Школа и друзья — вещи, которые мешают моей охоте на призраков.
Я никогда не говорил этого раньше. Я никогда не позволял себе думать об этом не больше чем на две секунды. Я держал все под контролем, и при этом удавалось не думать слишком много о жизни, и как бы ни старалась моя мама вытащить меня погулять, повеселиться, вынудить пойти в колледж, все не имело значения.
— Тебе было грустно? — спрашивает она.
— Немного. Знаешь, у меня была высшая сила. У меня была цель.
Я лезу в задний карман джинсов и достаю атаме из кожаных ножен. Лезвие сияет в сером свете. Что-то в моей крови, крови моего отца и до него заставляет смотреть на него по-новому.
— Я единственный в мире, кто может убивать призраков. Разве это не определяет мое предназначение?
Как только я договариваю, начинаю возмущаться. Мой рот решает все за меня. Анна тем временем скрещивает бледные руки. С наклоном головы ее волосы перекидываются на другое плечо, и странно видеть их такими черными и обычными. Я жду, что они будут подергиваться и двигаться в воздухе невидимого потока.
— Не иметь выбора не кажется справедливым, — говорит она, словно прочитав мои мысли. — Но от этого не легче, если все же он у тебя есть. Когда я была жива, не могла решить, чем хочу заниматься или кем стать. Мне нравилось фотографировать, а также хотелось сделать фото для газеты. Мне нравилось готовить. Я хотела переехать в Ванкувер и открыть там ресторан. Мне снились разные сны, но ни один из них не был настолько ярким. В конце концов, они бы, наверное, обездвижили меня. И я бы жизнь свою закончила здесь, работая в пансионате. Не верю я в это все.
Эта разумная девушка, убивающая людей одним поворотом пальца, олицетворяет собой силу. Если бы была возможность, она оставила
— Честно говоря, я не помню, — вздыхает она. — Я не думаю, что была сильной при жизни. Теперь же, кажется, будто я любила каждую минуту своей жизни, что каждый мой вздох был желанным и свежим.
Она комично прикладывает свои руки к груди и дышит глубоко через нос, а назад выдыхает с яростью.
— Вероятнее всего, все же нет. В моих мечтах и фантазиях я не помню, чтобы была,…как вы называете это? Дерзкой.
Я смеюсь, и она тоже, затем заправляет локон волоса за ушко так по-человечески, что ее жест полностью выбивает меня из колеи, и я забываю, что хотел сказать.
— Что мы делаем? — спрашиваю я. — Ты пытаешься заставить меня не убивать тебя, не так ли?
Анна скрещивает руки.
— Учитывая, что ты не можешь убить меня, думаю, это напрасный труд.
Я смеюсь.
— Ты слишком самоуверенна.
— Да? Я знаю, что у тебя в запасе припрятаны лучшие хода, Кас. Я чувствую, как напряженно ты удерживаешь лезвие. Сколько раз ты проделывал это? Сколько раз ты дрался и побеждал?
— Двадцать два раза за последние три года.
Я говорю это с гордостью. Это даже больше, чем результаты моего отца. Я тот, кого бы вы могли назвать сверхуспевающим. Я хочу быть лучше, чем он. Быстрее. Контрастнее. Потому что я не хочу закончить свою жизнь, как он. Без ножа я никто, просто обычный семнадцатилетний подросток среднего телосложения, может быть, немного тощий по бокам. Но с атаме в руках можно подумать, будто бы у меня тройной черный пояс по карате. Мои движения точные, сильные, быстрые. Она права, когда говорит, что не видит мои силы, и я не знаю, почему так.
— Я не хочу навредить тебе, Анна. Ты же знаешь, не так ли? Ничего личного.
— Так же, как и я не хотела убивать всех тех людей, гниющих в моем подвале.
Она грубо смеется.
— А что случилось с тобой? — интересуюсь я. — Что вынуждает тебя так поступать?
— Не твоего ума дело, — отвечает она.
— Если ты мне расскажешь… — я начал разговор, но не закончил. Если она расскажет мне, я смогу ее разгадать. А значит, и убить.
Все усложняется. Интересная девушка и бессловесный черный монстр — два лица в одном. Не справедливо все это. Если мой нож пройдет мимо нее насквозь, разрежу ли я эти половинки? Разойдутся ли они? Или Анна улизнет первой?
Я думал, что давно выкинул это из головы. Мой отец всегда говорил мне, что мы не имеем право судить, что мы являемся всего лишь инструментами. Наша задача заключалась лишь в том, чтобы лишать их жизни. Отец знал, о чем говорил. Почему же тогда у меня нет такой уверенности?
Я медленно поднимаю руку и касаюсь ее холодного лица, слегка надавливаю подушечками пальцев ее щеку и понимаю, что ее кожа мягкая и уж точно не из мрамора. Она некоторое время парализована, затем неуверенно поднимает руку и кладет ее поверх моей. Наша связь настолько сильна, что, когда открывается дверь и появляется Кармел, никто из нас не двигается, пока я не слышу свое имя.