Анна Снегина. Поэмы, проза

Есенин Сергей

8. Конец Пугачева

Пугачев

Вы с ума сошли! Вы с ума сошли! Вы с ума сошли!Кто сказал вам, что мы уничтожены?Злые рты, как с протухшею пищей кошли,Зловонно рыгают бесстыдной ложью.Трижды проклят тот трус, негодяй и злодей,Кто сумел окормить вас такою дурью.Нынче ж в ночь вы должны оседлать лошадейИ попасть до рассвета со мною в Гурьев.Да, я знаю, я знаю, мы в страшной беде,Но затем-то и злей над туманною вязьюДеревянными крыльями по каспийской водеНаши лодки заплещут, как лебеди, в Азию.О Азия, Азия! Голубая страна,Обсыпанная солью, песком и известкой. Там так медленно по небу едет луна, Поскрипывая колесами, как киргиз с повозкой.Но зато кто бы знал, как бурливо и гордоСкачут там шерстожелтые горные реки!Не с того ли так свищут монгольские ордыВсем тем диким и злым, что сидит в человеке?Уж давно я, давно я скрывал тоскуПеребраться туда, к их кочующим станам,Чтоб разящими волнами их сверкающих скулСтать к преддверьям России, как тень Тамерлана.Так какой же мошенник, прохвост и злодейОкормил вас бесстыдной трусливой дурью?Нынче ж в ночь вы должны оседлать лошадейИ попасть до рассвета со мною в Гурьев.

Крямин

О смешной, о смешной, о смешной Емельян!Ты все такой же сумасбродный, слепой и вкрадчивый;Расплескалась удаль твоя по полям,Не вскипеть тебе больше ни в какой азиатчине.Знаем мы, знаем твой монгольский народ,Нам ли храбрость его неизвестна?Кто

же первый, кто первый, как не этот сбродПод Сакмарой ударился в бегство?Как всегда, как всегда, эта дикая гнусьВыбирала для жертвы самых слабых и меньших,Только б грабить и жечь ей пограничную РусьДа привязывать к седлам добычей женщин.Ей всегда был приятней набег и разбой,Чем суровые походы с житейской хмурью.………………………………………………Нет, мы больше не можем идти за тобой,Не хотим мы ни в Азию, ни на Каспий, ни в Гурьев.

Пугачев

Боже мой, что я слышу?Казак, замолчи!Я заткну твою глотку ножом иль выстрелом…Неужели и вправду отзвенели мечи?Неужель это плата за все, что я выстрадал?Нет, нет, нет, не поверю, не может быть!Не на то вы взрастали в степных станицах,Никакие угрозы суровой судьбыНе должны вас заставить смириться.Вы должны разжигать еще больше тот взвой,Когда ветер метелями с наших стран дул…Смело ж к Каспию! Смело за мной!Эй вы, сотники, слушать команду!

Крямин

Нет! Мы больше не слуги тебе!Нас не взманит твое сумасбродство.Не хотим мы в ненужной и глупой борьбеЛечь, как толпы других, по погостам.Есть у сердца невзгоды и тайный страхОт кровавых раздоров и стонов.Мы хотели б, как прежде, в родных хуторахСлушать шум тополей и кленов.Есть у нас роковая зацепка за жизнь,Что прочнее канатов и проволок…Не пора ли тебе, Емельян, сложитьПеред властью мятежную голову?!Все равно то, что было, назад не вернешь,Знать, недаром листвою октябрь заплакал…

Пугачев

Как? Измена?Измена?Ха-ха-ха!..Ну так что ж!Получай же награду свою, собака!

(Стреляет.)

Крямин падает мертвым. Казаки с криком обнажают сабли.

Пугачев, отмахиваясь кинжалом, пятится к стене.

Голоса

Вяжите его! Вяжите!

Творогов

Бейте! Бейте прямо саблей в морду!

Первый голос

Натерпелись мы этой прыти…

Второй голос

Тащите его за бороду…

Пугачев

…Дорогие мои… Хор-рошие…Что случилось? Что случилось? Что случилось?Кто так страшно визжит и хохочетВ придорожную грязь и сырость?Кто хихикает там исподтишка,Злобно отплевываясь от солнца?………………………………………………Ах, это осень!Это осень вытряхивает из мешкаЧеканенные сентябрем червонцы.Да! Погиб я!Приходит час…Мозг, как воск, каплет глухо, глухо……Это она!Это она подкупила вас,Злая и подлая оборванная старуха.Это она, она, она,Разметав свои волосы зарею зыбкой,Хочет, чтоб сгибла родная странаПод ее невеселой холодной улыбкой.

В. Суриков. Пугачев. 1911

Творогов

Ну, рехнулся… чего ж глазеть?Вяжите!Чай, не выбьет стены головою.Слава богу! конец его зверской резне,Конец его злобному волчьему вою.Будет ярче гореть теперь осени медь,Мак зари черпаками ветров не выхлестать.Торопитесь же!Нужно скорей поспетьПередать его в руки правительства.

Пугачев

Где ж ты? Где ж ты, былая мощь?Хочешь встать – и рукою не можешь двинуться!Юность, юность! Как майская ночь,Отзвенела ты черемухой в степной провинции.Вот всплывает, всплывает синь ночная над Доном,Тянет мягкою гарью с сухих перелесиц.Золотою известкой над низеньким домомБрызжет широкий и теплый месяц.Где-то хрипло и нехотя кукарекнет петух,В рваные ноздри пылью чихнет околица,И все дальше, все дальше, встревоживши сонный луг,Бежит колокольчик, пока за горой не расколется.Боже мой!Неужели пришла пора?Неужель под душой так же падаешь, как под ношей?А казалось… казалось еще вчера…Дорогие мои… дорогие… хор-рошие… <Март – август 1921>

В. Маторин. Казнь Пугачева. 2000

Анна Снегина

А. Воронскому

1

«Село, значит, наше – Радово,Дворов, почитай, два ста.Тому, кто его оглядывал,Приятственны наши места.Богаты мы лесом и водью,Есть пастбища, есть поля.И по всему угодьюРассажены тополя.Мы в важные очень не лезем,Но все же нам счастье дано.Дворы у нас крыты железом,У каждого сад и гумно.У каждого крашены ставни,По праздникам мясо и квас.Недаром когда-то исправникЛюбил погостить у нас.Оброки платили мы к сроку,Но – грозный судья – старшинаВсегда прибавлял к оброкуПо мере муки и пшена.И чтоб избежать напасти,Излишек нам был без тягот.Раз – власти, на то они власти,А мы лишь простой народ.Но люди – все грешные души.У многих глаза – что клыки.С соседней деревни КриушиКосились на нас мужики.Житье у них было плохое —Почти вся деревня вскачьПахала одной сохоюНа паре заезженных кляч.Каких уж тут ждать обилий, —Была бы душа жива.Украдкой они рубилиИз нашего леса дрова.Однажды мы их застали…Они в топоры, мы тож.От звона и скрежета сталиПо телу катилась дрожь.В скандале убийством пахнет.И в нашу и в их винуВдруг кто-то из них как ахнет! —И сразу убил старшину.На наглей быдластой сходкеМы делу условили ширь.Судили. Забили в колодкиИ десять услали в Сибирь.С тех пор и у нас неуряды.Скатилась со счастья вожжа.Почти что три года крядуУ нас то падеж, то пожар».

* * *

Такие печальные вестиВозница мне пел весь путь.Я в радовские предместьяЕхал тогда отдохнуть.Война мне всю душу изъела.За чей-то чужой интересСтрелял я в мне близкое телоИ грудью на брата лез.Я понял, что я – игрушка,В тылу же купцы да знать,И, твердо простившись с пушками,Решил лишь в стихах воевать.Я бросил мою винтовку,Купил себе «липу» [1] , и вотС такою-то подготовкойЯ встретил 17-ый год.Свобода взметнулась неистово.И в розово-смрадном огнеТогда над страною калифствовалКеренский на белом коне.Война «до конца», «до победы».И ту же сермяжную ратьПрохвосты и дармоедыСгоняли на фронт умирать.Но все же не взял

я шпагу…Под грохот и рев мортирДругую явил я отвагу —Был первый в стране дезертир.

* * *

Дорога довольно хорошая,Приятная хладная звень.Луна золотою порошеюОсыпала даль деревень.«Ну, вот оно, наше Радово, —Промолвил возница, —Здесь!Недаром я лошади вкладывалЗа норов ее и спесь.Позволь, гражданин, на чаишко.Вам к мельнику надо?Так вон!..Я требую с вас без излишкаЗа дальний такой прогон».……………………………………Даю сороковку.«Мало!»Даю еще двадцать.«Нет!»Такой отвратительный малый.А малому тридцать лет.«Да что ж ты?Имеешь ли душу?За что ты с меня гребешь?»И мне отвечает туша:«Сегодня плохая рожь.Давайте еще незвонкихДесяток иль штучек шесть —Я выпью в шинке самогонкиЗа ваше здоровье и честь…»

* * *

И вот я на мельнице…ЕльникОсыпан свечьми светляков.От радости старый мельникНе может сказать двух слов:«Голубчик! Да ты ли?Сергуха!Озяб, чай? Поди, продрог?Да ставь ты скорее, старуха,На стол самовар и пирог!»В апреле прозябнуть трудно,Особенно так в конце.Был вечер задумчиво чудный,Как дружья улыбка в лице.Объятья мельника круты,От них заревет и медведь,Но все же в плохие минутыПриятно друзей иметь.«Откуда? Надолго ли?»«На год».«Ну, значит, дружище, гуляй!Сим летом грибов и ягодУ нас хоть в Москву отбавляй.И дичи здесь, братец, до черта,Сама так под порох и прет.Подумай ведь только…ЧетвертыйТебя не видали мы год…»…………………………………………………………Беседа окончена…ЧинноМы выпили весь самовар.По-старому с шубой овчиннойИду я на свой сеновал.Иду я разросшимся садом,Лицо задевает сирень.Так мил моим вспыхнувшим взглядамСостарившийся плетень.Когда-то у той вон калиткиМне было шестнадцать лет,И девушка в белой накидкеСказала мне ласково: «Нет!»Далекие, милые были.Тот образ во мне не угас…Мы все в эти годы любили,Но мало любили нас.

1

«Липа» – подложный документ. (Прим. С. Есенина).

Б. Дехтерев. Иллюстрация к поэме «Анна Снегина»

2

«Ну что же! Вставай, Сергуша!Еще и заря не текла,Старуха за милую душуОладьев тебе напекла.Я сам-то сейчас уедуК помещице Снегиной…ЕйВчера настрелял я к обедуПрекраснейших дупелей».Привет тебе, жизни денница!Встаю, одеваюсь, иду.Дымком отдает росяницаНа яблонях белых в саду.Я думаю:Как прекраснаЗемляИ на ней человек.И сколько с войной несчастныхУродов теперь и калек!И сколько зарыто в ямах!И сколько зароют еще!И чувствую в скулах упрямыхЖестокую судоргу щек.Нет, нет!Не пойду навеки!За то, что какая-то мразьБросает солдату-калекеПятак или гривенник в грязь.«Ну, доброе утро, старуха!Ты что-то немного сдала…»И слышу сквозь кашель глухо:«Дела одолели, дела.У нас здесь теперь неспокойно.Испариной все зацвело.Сплошные мужицкие войны —Дерутся селом на село.Сама я своими ушамиСлыхала от прихожан:То радовцев бьют криушане,То радовцы бьют криушан.А все это, значит, безвластье.Прогнали царя…Так вот…Посыпались все напастиНа наш неразумный народ.Открыли зачем-то остроги,Злодеев пустили лихих.Теперь на большой дорогеПокою не знай от них.Вот тоже, допустим… C Криуши…Их нужно б в тюрьму за тюрьмой,Они ж, воровские души,Вернулись опять домой.У них там есть Прон Оглоблин,Булдыжник, драчун, грубиян.Он вечно на всех озлоблен,С утра по неделям пьян.И нагло в третьевом годе,Когда объявили войну,При всем честном народеУбил топором старшину.Таких теперь тысячи сталоТворить на свободе гнусь.Пропала Расея, пропала…Погибла кормилица Русь…»Я вспомнил рассказ возницыИ, взяв свою шляпу и трость,Пошел мужикам поклониться,Как старый знакомый и гость.

* * *

Иду голубою дорожкойИ вижу – навстречу мнеНесется мой мельник на дрожкахПо рыхлой еще целине.«Сергуха! За милую душу!Постой, я тебе расскажу!Сейчас! Дай поправить вожжу,Потом и тебя оглоушу.Чего ж ты мне утром ни слова?Я Снегиным так и бряк:Приехал ко мне, мол, веселыйОдин молодой чудак.(Они ко мне очень желанны,Я знаю их десять лет.)А дочь их замужняя АннаСпросила:– Не тот ли, поэт?– Ну, да, – говорю, – он самый.– Блондин?– Ну, конечно, блондин!– С кудрявыми волосами?– Забавный такой господин!– Когда он приехал?– Недавно.– Ах, мамочка, это он!Ты знаешь,Он был забавноКогда-то в меня влюблен.Был скромный такой мальчишка,А нынче…Поди ж ты…Вот…Писатель…Известная шишка…Без просьбы уж к нам не придет».И мельник, как будто с победы,Лукаво прищурил глаз:«Ну, ладно! Прощай до обеда!Другое сдержу про запас».Я шел по дороге в КриушуИ тростью сшибал зеленя.Ничто не пробилось мне в душу,Ничто не смутило меня.Струилися запахи сладко,И в мыслях был пьяный туман…Теперь бы с красивой солдаткойЗавесть хорошо роман.

* * *

Но вот и Криуша…Три годаНе зрел я знакомых крыш.Сиреневая погодаСиренью обрызгала тишь.Не слышно собачьего лая,Здесь нечего, видно, стеречь —У каждого хата гнилая,А в хате ухваты да печь.Гляжу, на крыльце у ПронаГорластый мужицкий галдеж.Толкуют о новых законах,О ценах на скот и рожь.«Здорово, друзья!»«Э, охотник!Здорово, здорово!Садись!Послушай-ка ты, беззаботник,Про нашу крестьянскую жисть.Что нового в Питере слышно?С министрами, чай, ведь знаком?Недаром, едрит твою в дышло,Воспитан ты был кулаком.Но все ж мы тебя не порочим.Ты – свойский, мужицкий, наш,Бахвалишься славой не оченьИ сердце свое не продашь.Бывал ты к нам зорким и рьяным,Себя вынимал на испод…Скажи:Отойдут ли крестьянамБез выкупа пашни господ?Кричат нам,Что землю не троньте,Еще не настал, мол, миг.За что же тогда на фронтеМы губим себя и других?»И каждый с улыбкой угрюмойСмотрел мне в лицо и в глаза,А я, отягченный думой,Не мог ничего сказать.Дрожали, качались ступени,Но помнюПод звон головы:«Скажи,Кто такое Ленин?»Я тихо ответил:«Он – вы».